Годы Гражданской войны - это продолжение затяжной черной полосы для России, начавшейся еще летом 1914 г. Миллионы людей гибли на полях сражений, в классовой борьбе бедных против богатых, от белого и красного террора, от голода и эпидемий. Экономика России была отброшена по основным макроэкономическим показателям на десятки лет назад. Вместо феодализма и капитализма начал создаваться социализм, притом не такой хороший и богатый, каким он был описан у Томаса Мора в его “Утопии” (1516), а также в XIX в. в работах К. Маркса и Ф. Энгельса. Это был по сути дела с самого начала жесткий государственный социализм, с максимально централизованным управлением социально-экономическими процессами.
Л. Д. Троцкий высказывался об этом наиболее откровенно: “Все наши надежды на развитие социалистического хозяйства основаны на четырех элементах: диктатура партии, Красная Армия, национализация средств производства и монополия внешней торговли” . Заметьте, он говорит не о диктатуре пролетариата, не о народовластии и демократии, а о диктатуре партии.
Иным писателям и ораторам тех революционных лет казалось, что мировая революция и коммунизм не за горами, что пора отменять деньги и рынок. Они начинали задумываться о том, как это сделать. Один из теоретиков системы “военного коммунизма” Н. И. Бухарин в книге “Экономика переходного периода” писал: “В переходный период, в процессе уничтожения товарной системы как таковой, происходит процесс “самоотрицания” денег. Он выражается в так называемом обесценении денег” .
Профессор В. Я. Железнов: “Ценность денег упала до размеров чрезвычайных и продолжает падать, угрожая полным обесцениванием, -- не беда, можно обойтись и без них и даже следует, ибо деньги - фетиш, ослепляющий невежественные и косные массы и сохраняющий свое обаяние среди людей, зараженных застарелыми социальными предрассудками. Можно перевести все хозяйство на натуральные расчеты, распределять все, что кому нужно, из общественных магазинов, и потребности каждого будут удовлетворены не хуже прежнего” .
Авторы такой “теории” были оторваны от практики, они слабо представляли, что произойдет после отмены денег. Тем не менее именно отсюда пошло целое направление советских политэкономов - “нетоварников”, “антирыночников”. Особенно этим отличалась кафедра политической экономии экономического факультета МГУ (профессор Н. В. Хессин и его ученики). Они яростно обсуждали эти вопросы в 60-70-е гг. и позже вплоть до начала XXI в. Им и в голову не приходило поставить под сомнение многие положения К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина, касающиеся “светлого будущего” (бестоварного и безденежного, но изобильного, справедливого, гуманного) - коммунизма. Иные из них до сих пор видят “реальные ростки нерыночных, некапиталистических отношений в современной глобальной мировой экономике”. Так, профессор МГУ А. Бузга- лин пишет: “Рыночная экономика - не более чем исторически ограниченная, имеющая не только начало, но и конец экономическая система” . Вот уж действительно - догматизм жил, догматизм жив, догматизм будет жить.
Многие специалисты денежного обращения писали в 20-х гг., что денежная политика резко переменилась во второй половине 1918 г. Г. Я. Сокольников: “В области денежного обращения эпоха военного коммунизма дала ориентацию на полную ликвидацию денег, на организацию безденежных расчетов, на прямое распределение производимых ценностей” . Впрочем, сам Г. Я. Сокольников, по его же словам, никогда не разделял точку зрения, связанную с аннулированием денег путем их обесценения .
Главным генератором идей тогда был В. И. Ленин, во всяком случае, до инсульта в 1922 г. В связи с этим напрасно многие современные авторы совершенно не вспоминают о нем, забывая главное - он в эти годы из теоретика превратился в практика. Именно он, обладая огромной властью, определял экономическую политику страны. В годы “военного коммунизма” В. И. Ленин много писал и говорил о безденежном товарообмене. Еще в годы Первой мировой войны деньги сильно обесценились, крестьяне стали отказываться продавать свои продукты за неустойчивые средства обращения. Эта проблема усугубилась после революции.
Именно поэтому 25 декабря 1918 г. В. И. Ленин говорил: “Крестьяне требуют товарообмена, требуют справедливо, отказываясь отдавать хлеб за обесцененные бумажки”. Он снова повторил это 17 января 1919г.: “Без товарообмена крестьяне говорят: Нет, за керенки мы вам не дадим ничего” .
Анархичный товарообмен происходил на базарах: крестьяне выменивали свою продукцию на одежду и другие нужные им вещи. В. И. Ленин же хотел наладить этот процесс на государственном уровне. 26 ноября 1918 г. было опубликовано постановление ВСНХ и Наркомпрода о торговой монополии государства на все изделия текстильной промышленности, включая нитки, а также на обувь фабричного производства, сахар, соль, спички, керосин, нефтяные смазочные масла, свечи, мыло, все сельскохозяйственные орудия заводского производства, гвозди, подковы, чай, кондитерские и табачные изделия. Все эти промышленные продукты поступали в распоряжение Наркомпрода, а тот организовывал их обмен на сельхозпродукцию. Как считали В. И. Ленин и его сторонники, это был путь к обобществлению сельского хозяйства, к решению проблем его связи с промышленностью.
Первый декрет о товарообмене был издан 2 апреля 1918 г. Он поначалу основывался на добровольных началах. Текстиль обменивался на хлеб. Текстильная промышленность находилась еще в частных руках. Государство национализировало все оптовые склады вместе с их содержимым. Однако первый опыт оказался неудачным, потому что установленные еще до Октябрьской революции твердые цены на хлеб были слишком низкими.
В начале августа 1918 г. твердые цены на хлеб были увеличены в три раза (в 20 раз по сравнению с довоенными). Товарообмен стал обязательным для крестьян.
Тяжелое продовольственное положение страны, необходимость снабжать полуголодные города породила декрет о продовольственной диктатуре (13 мая 1918 г.). Главный его пункт сформулировал В.И. Ленин: “Объявить всех владельцев хлеба, имеющих излишки и не вывозящих их на ссыпные пункты, а также всех расточающих хлебные запасы на самогонку, врагами народа” . По сути дела речь шла о продразверстке, явлении не новом. Она появилась в России в конце 1916 г., а до этого - в Германии. Это была государственная хлебная монополия.
Более детальный декрет о продразверстке появился в газетах 11 января 1919 г. В этом декрете уточнялись понятие “излишки” как зерна, превышающего личное потребление крестьянской семьи, а также фуража, сверх необходимого для прокорма принадлежащего хозяину скота.
После перехода на продразверстку промтовары стали обмениваться по твердым ценам при предъявлении квитанции о полной сдаче на государственные приемные пункты “излишков” хлеба. Продразверстка была отменена в середине 1921 г., точнее заменена продналогом при переходе к НЭП. Но государство, будучи монополистом на промтовары, продолжало обменивать их на хлеб, т. е. продуктообмен продолжался.
С. А. Далин приводит интересные данные по государственным хлебозаготовкам в порядке разверстки и товарообмена (в пудах). Сельскохозяйственный год начинался тогда с октября :
- 1916/17-323 089 877;
- 1917/18-47 539 128;
- 1918/19-107 922 507;
- 1919/20-212 507 408;
- 1920/21-283 375 145.
Хлеб распределяли по карточкам - красноармейцам, рабочим и служащим, собственникам частных предприятий (“буржуазии”). Последним полагалось меньше всех. Была организована обширная сеть государственных столовых. Так, в конце 1920 г. из 35 млн горожан, получивших продовольственные карточки, 21 261 тыс. чел. питались в столовых, сначала - по твердым ценам, а потом - бесплатно. С. А. Далин писал об этом: “В апреле 1920 г. была отменена оплата трудового продовольственного пайка во всей стране, а 4 декабря того же года декретом СНК был установлен бесплатный отпуск всех продовольственных продуктов. 17 декабря бесплатное снабжение было распространено на все промышленные товары, отпускаемые населению. Таким образом, сложилась безденежная, коммунистическая система промышленного производства и распределения, а также общественного питания. Она распространялась на города и лишь едва затронула деревню. Эта коммунистическая система базировалась не на изобилии продуктов, а на их остром недостатке, на полуголодном существовании, но зато это общество не делилось на сытых и голодных” .
Удивительно, но деньги и рынок все же существовали параллельно этой “коммунистической” системе. Половину хлеба городам давали хлебозаготовки, а половину - “мешочники”, “спекулянты” (по терминологии В. И. Ленина), а по сути дела - рынок.
Когда обесценившиеся совзнаки не помогали, рынок возвращался к древней форме всеобщих товарных эквивалентов, в частности к соли. Это учитывалось при хлебозаготовках, при товарообмене. Так, В. И. Ленин 18 мая 1921 г. дает распоряжение М. И. Фрунзе: “Теперь главный вопрос всей Советской власти, вопрос жизни и смерти для нас - собрать с Украины 200-300 миллионов пудов хлеба. Для этого главное - соль. Все забрать, обставить тройным кордоном войска все места добычи, ни фунта не пропускать, не давать раскрасть. Поставьте по-военному. Назначьте точно ответственных лиц за каждую операцию. Мне их список (Все через Главсоль). Вы - Главком соли. Вы отвечаете за все” .
В. И. Ленин в феврале 1919 г., работая над проектом Программы РКП(б), писал: “Буржуазные элементы населения продолжают использовать остающиеся в частной собственности денежные знаки, эти свидетельства на право получения эксплуататорами общественного богатства в целях спекуляции, наживы и ограбления трудящихся”. В. И. Ленин не призывает отменить деньги вообще и сразу. Он пишет здесь о другом: “Одной национализации банков для борьбы с этим пережитком буржуазного грабежа недостаточно. РКП будет стремиться к возможно более быстрому уничтожению денег...”. И здесь нередко цитирование обрывается, чтобы показать В. И. Ленина как “нето- варника”. Однако после запятой он пишет: “...в первую голову замену их сберегательными книжками, чеками, краткосрочными билетами на право получения общественных продуктов и т. д., установления обязательного держания денег в банках и т. п. В области финансов РКП будет проводить прогрессивный подоходный и поимущественный налог во всех случаях, когда к этому предоставляется возможность” .
Речь здесь идет не об уничтожении денег, а об их связывании, контроле со стороны государства за движением наличности, за всемерным ее ограничением в силу нарастающей инфляции, спекуляции, дезорганизации, продовольственного кризиса и т. п.
В мае 1919 г. В. И. Ленин разъясняет этот вопрос: “Еще до социалистической революции социалисты писали, что деньги отменить сразу нельзя, и мы своим опытом можем это подтвердить... Мы говорим: пока деньги остаются и довольно долго останутся в течение переходного времени от старого капиталистического общества к новому социалистическому” . Вот в чем состояла позиция председателя СНК и лидера партии большевиков на тот момент. Но в стратегическом плане В. И. Ленин был заодно с “нетоварниками”. Наряду с задачами замены частной торговли планомерным распределением продуктов в масштабе всей страны вождь пролетариата и кумир тех лет призывает “к уничтожению банка и превращению его в центральную бухгалтерию коммунистического общества”. В программе партии была сформулирована принципиальная установка: “Опираясь на национализацию банков, РКП стремится к проведению ряда мер, расширяющих область безденежного расчета и подготовляющих уничтожение денег” .
Политика резкого ограничения товарно-денежных отношений проводилась в жизнь; это уже была не теоретическая дискуссия, а реализация Программы РКП(б). Но и в это время без денег обойтись не удалось. Более того, эмиссия совзна- ков нарастала, потому что товарный голод дополнялся денежным голодом. Профессор С. А. Фалькнер разработал даже теорию “эмиссионного хозяйства”. Он считал, что предела обесценения денег не существует, важно лишь достичь равномерного роста массы денег, цен, доходов. Другими словами, он не понимал опасности инфляции, напротив, ему казалось, что найдено противоядие. Важно лишь, замечал он, чтобы не было никаких других конкурирующих денег - ни металлических, ни бумажных . Это была утопия чистой воды, полное забвение теории денег вообще и количественной в особенности.
Денег печатали много, без меры, но их все же не хватало на создание Красной армии, госаппарат, на выплату зарплаты рабочим и служащим.
В августе 1919 г. В. И. Ленин требовал от руководителя Наркомфина Н. Н. Крестинского добиться производительности в 600 млн руб. в день, предлагая перевести типографии Гознака (по-старому - “экспедиции”) на трехсменную работу. На 1 января 1921 г. на производстве совзнаков в Москве, Петрограде, Пензе, Перми, Ростове-на-Дону было занято около 14 тыс. человек.
Совзнаки по-прежнему быстро обесценивались: если в конце 1919 г. самым большим номиналом купюры были 1000 руб., то в 1921 г. - 100 000 руб. Были выпущены также обязательства РСФСР достоинством в 10 млн руб.
Но бумажными деньгами народ не накормишь.
Тогдашние “архитекторы” социализма высказывались резко. Председатель ВЦИК Я. М. Свердлов утверждал, что большевики должны “расколоть деревню на два непримиримых враждебных лагеря,... разжечь там гражданскую войну”, чтобы получить хлеб у крестьян. Председатель Реввоенсовета и нарком по военным и морским делам Л. Д. Троцкий, говоря о введении всеобщей трудовой повинности, считал, что “рабочий должен стать крепостным социалистического государства”. Он считал, что все хозяйственные проблемы страны надо решать на основе военной дисциплины. Были организованы методом обязательной мобилизации военизированные трудовые армии (1918-1921).
По декрету ВЦИК от 11 июня 1918 г. были созданы комитеты деревенской бедноты (комбеды). За короткий срок (в начале 1919 г. они были слиты с местными Советами) комбеды конфисковали у кулаков почти 50 млн га земельных угодий, машины, скот, маслобойные мельницы. Комбеды помогали также продотрядам .
В связи с ростом натурализации в экономике в 1919 г. вводилась бесплатная раздача продовольственных пайков и товаров ширпотреба, топлива и фуража, медикаментов, билетов на проезд в транспорте, отменялась несколько раз плата за коммунальные услуги, почту, телефон, радио. На эту тему с ноября 1918 по май 1921 г. было принято 17 декретов СНК. 19 января 1920 г. появился даже декрет “Об упразднении Народного банка”. Его функции вместе с активами и пассивами были переданы бюджетно-расчетному управлению Наркомфина. Мотивировка этого небывалого для XX в. мероприятия была следующей: “Национализация промышленности подчинила общему сметному порядку всю государственную промышленность и торговлю, в связи с чем отпала необходимость в Народном банке” .
В 1920 г. были отменены денежные расчеты между государственными предприятиями. Вместо чеков была установлена новая форма передачи материальных фондов внутри государственного сектора экономики путем так называемых безденежных оборотных перечислений, оформлявших движение сырья, материалов, готовой продукции в натуральном выражении. Новый декрет от 15 июля 1920 г. запрещал расчеты наличными деньгами, чеками и прямыми ассигновками. 16 августа того же года была отменена оплата за перевозку грузов по железным дорогам, а 23 декабря 1920 г. декрет СНК отменил оплату всякого рода топлива, предоставляемого государственным предприятиям и учреждениям. Были и другие аналогичные мероприятия по отмене денег.
И все же, несмотря на суровые законы военного времени, по всей стране осуществлялась торговля, происходил обмен продовольствия на промтовары. На крупнейшем московском рынке Сухаревке можно было купить или выменять практически любой нужный товар - от булавки до коровы. Здесь же можно было обменять советские деньги на валюту, хотя официально это было строго запрещено. Цены постоянно росли.
По данным Конъюнктурного института при Наркомфине (руководил им профессор Н. Д. Кондратьев), индекс вольных цен в Москве показывал в январе 1921 г. по сравнению с 1913 г. рост в 27 тыс. раз. Цены на продовольственные товары выросли в 34 тыс. раз, непродовольственные - в 22 тыс. раз. Только в 1920 г. цены повысились более чем в 10 раз. Разброс роста цен отдельных товаров был весьма велик. Больше всего повысилась цена на соль - в 143 тыс. раз, растительное масло - в 71 тыс. раз, сахар - в 65 тыс. раз, хлебопродукты - в 42 тыс. раз. Из непродовольственных товаров больше всего подорожало мыло - в 50 тыс. раз, нитки - в 34 тыс. раз .
Данных о денежных доходах населения нет, но ясно, что оно бедствовало, боролось за выживание. Население Москвы уменьшилось по сравнению с довоенным примерно вдвое. Этот процесс был характерен и для других городов; многие искали спасения в деревнях у родственников, на земле. Но и в сельской местности жизнь была несладкой. Цены рынка росли быстрее, чем денежная масса, поскольку предложение товаров в условиях разрухи было небольшим.
Таким образом, с октября 1917 по июнь 1921 г. денежная масса возросла в 120 раз, а розничные цены почти в 8 тыс. раз (табл. 9.1). По сравнению же с довоенным 1913 г. цены увеличились почти в 81 тыс. раз. В последующем в связи с голодом в 1921-1922 гг. “разы” раздувания эмиссии и обесценения со- взнаков исчислялись уже миллионами и миллиардами.
Одним словом, была такая политика эпохи “военного коммунизма”, но рынок и деньги, пусть и в полуразрушенном состоянии, сохранились. Гражданская война к концу 1920 г. в основном закончилась. Ситуация начала меняться. По мере того, как советская власть начала устанавливаться на большей части территории бывшей Российской империи, начало налаживаться и денежное обращение. При этом использовались следующие организационные принципы.
- 1. Эмиссии местных советских властей обменивали на деньги центрального правительства, устанавливая соотношения обмена по реальной обстановке.
- 2. Деньги “окраинных советских республик” оставлялись в обращении параллельно центральным деньгам впредь до наступления благоприятных условий.
- 3. Деньги враждебных правительств и организаций аннулировались.
Таблица 9.1
Военный коммунизм: денежное обращение и цены
Однако до оздоровления денежной системы и экономики в целом было еще далеко.
Не следует думать, что вопросы денежного обращения решали только боевые комиссары с “маузерами” на боку. Привлекались и ученые. Интересной страницей в истории денег в этом плане является попытка заменить рубли трудовыми единицами.
Уже тогда российские ученые начали разработку материального межотраслевого баланса (“оборотного бюджета”). Перед ними опять встала проблема выражения многочисленных натуральных показателей в каких-то обобщенных учетных единицах вместо непригодных для этой цели совзнаков. Нужен был новый сводный учетный показатель. Теперь он ставился не только в аспекте продуктообмена между городом и деревней, натурализации зарплаты, но и в макроэкономическом аспекте.
Была создана комиссия под председательством С. Г. Стру- милина. В октябре 1920 г. он писал в статье “Проблемы трудового учета”: “Денежный учет хозяйственных благ должен уступить свое место безденежному. Это вне спора... Значит, рубль уже не может служить мерилом ценности. Но отсюда вытекает лишь то, что мы должны найти другое мерило ценности, а вовсе не то, что мы вообще можем упразднить это понятие и обойтись без всяких оценок” .
Подобные идеи развивали Р. Оуэн, Дж. Грей, И. Родбер- тус, П. Прудон. Первые попытки внедрить в практику “трудовые квитанции”, “рабочие деньги”, удостоверяющие количество затраченного на производство тех или других продуктов рабочего времени, относятся к первой половине XIX в. И. Родбертус выступил со своим проектом “рабочих денег” в 1842 г., П. Прудон - в 1846-1949 гг. Р. Оуэн в 1832-1834 гг. пытался организовать в Лондоне “национальный базар справедливого обмена”.
К. Маркс и Ф. Энгельс критиковали эти утопии. Большевики же вновь и вновь обсуждали эту проблему и не находили решения. Так, Н. Керве писал: “Разрушенное вконец наследие буржуазного строя - бумажный рубль - доживает последние дни. Это ясно всем. Но что же должно быть дальше? Отсутствие ли всякого ценностного учета или что-либо иное? Социализм - это натуральное хозяйство, не требующее для своего развития золотых и основанных на золоте бумажных денег как средств накопления и средств оценки товаров. Это бесспорно. Но вытекает ли отсюда необходимость отказаться от ценностного учета и ценностного сравнения одного продукта производства с другим или нет - это вопрос, который еще не всеми одинаково решается” . С. Г. Струмилин в 1920 г. писал об этом конкретнее: “В качестве единицы трудовой ценности я предлагаю принять ценность продукта труда одного нормального дня работника первого тарифного разряда при выполнении им нормы выработки в 100%. Эту нормальную трудоеди- ницу, соответствующую работе в 100 000 килограммо-метров, обозначим сокращенно “тр. ед.”, или словом “тред”” . Дискуссия развернулась вокруг двух вопросов: 1) о простом или сложном труде; 2) о сфере применения “треда”.
В дискуссии принимали участие К. Ф. Шмелев, Е. С. Варга и другие видные экономисты и финансисты того времени.
Г. Я. Сокольников в работе 1927 г. сообщает, что непосредственно накануне перехода к нэпу принципы политики безденежного обращения все еще разрабатывались и обсуждались. Так, обязательная сдача иностранной валюты была предписана уже декретом от 3 декабря 1918 г. Но 3 января 1921 г. закон подтвердил обязательность для граждан сдавать государству имеющиеся у них благородные металлы в монетах, слитках безвозмездно. Этим же законом ограничивалось право владения драгоценностями. Было запрещено держать на дому наличные бумажные деньги сверх небольшой суммы -- максимум составлял десятикратную низшую тарифную ставку. Продолжалась также разработка трудовой единицы учета (“треда”) на правительственном уровне. С. Г. Струмилин написал проект декрета о трудовой единице учета в народном хозяйстве; он обсуждался в мае 1921 г. в Институте экономических исследований Нар- комфина. Это при том, что на X съезде ВКП(б) в марте 1921 г. уже в принципе было принято решение о переходе к НЭП, следовательно, к возрождению товарно-денежных отношений. В указанном проекте декрета устанавливалось, что “за единицу трудового учета принимается средняя продукция одного нормального дня простого труда при нормальной его напряженности для данного рода работ. Означенной трудовой единице присваивается наименование “треда””. Повсеместное введение означенной единицы учета во всей ее полноте намечалось с 1 января 1922 г. Г. Я. Сокольников писал: “Разработка этих проектов не могла быть закончена. Хозяйственная практика повернула в другую сторону, и “треды” (практически “тред” должен был равняться двум довоенным рублям, т. е. 1 доллару) были основательно позабыты” .
Но если бы даже “тред” была введена, она неминуемо бы превратилась в обычные бумажные деньги. Кстати, А. Потяев писал на эту тему еще в 1918 г.: “Работа экспедиции заготовления государственных бумаг будет направлена на изготовление таких трудовых денежных знаков, в которых будет указываться, сколько гражданин проработал” . Можно было изменить название денежной единицы: вместо рубля писать “тред” или ставить количество часов, дней, но это были бы все равно денежные знаки с условными номиналами. Отменить деньги в масштабе страны не так-то просто. Это ведь не солдатская казарма, не тюрьма, не трудовая коммуна в 100-150 человек, это - экономика огромной страны.
Таким образом, попытка отменить деньги и рыночные отношения оказалась неудачной, но и провести быстро кардинальные реформы по переходу от политики военного коммунизма к НЭП тоже оказалось непросто. Послевоенная разруха усугубилась небывалым голодом 1921-1922 гг., связанным с засухой в Поволжье, а также с тем, что грабительская продразверстка в 1920 - начале 1921 гг. еще не была заменена мягким продналогом. У крестьян для снабжения городов и армии нередко конфисковали даже семенной фонд. Армия, которую крестьяне кормили, подавляла крестьянские же восстания, кронштадтский мятеж. Руководили карательными операциями крупные военачальники - С. Каменев, М. Тухачевский, С. Буденный, М. Фрунзе, П. Якир, И. Уборевич и др. Немало было пролито крови.
В результате голода 1921-1922 гг. умерло примерно 5 млн человек. Безудержное печатание совзнаков не помогало. Продовольственная помощь поступала из США, в частности от Американской организации помощи (АРА). Различные продовольственные комитеты присылали пароходы с продовольствием, организовывали бесплатные столовые. Так, в мае 1922 г. АРА кормила около 6 млн человек, американское общество квакеров - 265 тыс. человек, международный союз помощи детям - 260 тыс. человек, английские профсоюзы - 92 тыс. человек, шведский Красный крест - 87 тыс. человек . Эта помощь была каплей в море, но все же это было спасением для многих людей. Таков был военно-политический и социальный фон при переходе от политики военного коммунизма к новой экономической политике.
В советской литературе экономическая политика первых лет существования Советского государства делится па три этапа: от Октябрьской революции до периода военного коммунизма, и период нэпа. На каждом из них вопросы возможности использования товарно-денежных отношений и их роли в экономическом строительстве трактовались марксистской наукой исходя из конкретной исторической обстановки и накопленного опыта хозяйственного развития.
На первом этапе одной из важнейших проблем революционного преобразования была проблема овладения и оздоровления финансовой системы, которая находилась в состоянии, близком к окончательному краху. Именно в этой связи В. И. Ленин указывал, что «всякие радикальные реформы наши обречены на неудачи, если: мы не будем иметь успеха в финансовой политике».
Основные меры, направленные па преодоление финансового кризиса, были сформулированы В. И. Лениным и проекте денежной реформы в мае 1918 г., выдвинутом им на Всероссийском съезде представителей финансовых отделов Советов: финансовая централизация, подоходное и поимущественное обложение, трудовая повинность, замена старых денежных знаков новыми, строжайший учет имеющихся денег, создание широкой сети сберегательных касс и др.
Таким образом, план хозяйственного развития, разработанный под руководством В. И. Ленина весной 1918 г. и рассчитанный на мирный, а значит, и постепенный переход от капитализма к социализму, предусматривал использование для построения социализма денег, кредита, финансов в целом.
Начавшаяся гражданская война и иностранная военная интервенция значительно передвинули сроки осуществления намеченной правительством программы преобразования денежной системы, которую В. И. Ленин определил как «последний решительный бой с буржуазией. . .».
В годы военного коммунизма в стране была проведена широкая национализация промышленных предприятий, введена продразверстка, запрещена частная торговля товарами, подпавшими под государственную монополию, строгая централизация всего производства и распределения, широкое развитие получала трудовая повинность. В те годы господствующим являлось представление о том, что товарно-денежные отношения несовместимы с социализмом и что, используя обстановку гражданской войны и опираясь па военно-революционный энтузиазм масс, можно и должно нанести сокрушительный удар но капитализму и резко сократить исторические сроки движения к социализму, ликвидировать в этих целях наряду с собственностью буржуазии па средства производства и товарно-денежные отношения. Перспектива отказа от товарно-денежных отношений была четко зафиксирована в Программе партии, принятой па ее VIII съезде: «РКП будет стремиться к возможно более быстрому проведению самых радикальных мер, подготовляющих уничтожение денег. . .» Это не могло не сказаться па практике хозяйствования. В годы военного коммунизма проводилась, в частности, система мероприятий, создающих предпосылки для ликвидации денег. Советские экономисты пытались в этой связи обратиться к проблеме безденежного хозяйства и в первую очередь безденежного народнохозяйственного учета. В данном случае важно учитывать и практическую обусловленность поисков безденежного народнохозяйственного учета, поскольку деньги были крайне обесценены и с их помощью невозможно было хоть сколько-нибудь решать задачу соизмерения затрат и результатов производства.
В годы военного коммунизма фактически осуществлялась политика неограниченного использования печатного станка для покрытия финансовых нужд государства. Если в 1918 г. эмиссия бумажных денег составляла 33,6 млрд. р., то в 1919г.- 163,0, а в 1920 г. - 943,5 млрд. р.5 Эмиссия денежных знаков в те годы являлась методом перераспределения материальных ценностей в пользу диктатуры пролетариата, служила средством финансирования военной экономики. Большую роль сыграла эмиссия в обеспечении бумажноденежных накоплений буржуазии и кулачества, в ослаблении их экономического и политического потенциала. Однако хозяйствование при помощи типографского станка как элемент системы военного коммунизма носило временный характер, ибо сам военный коммунизм по ленинской оценке «не был и не мог быть отвечающей хозяйственным задачам пролетариата политикой. Он был временной мерой».5
Интересно отметить, что в годы военного коммунизма В. И. Ленин не раз подчеркивал, что при переходе от капитализма к социализму сразу уничтожить деньги нельзя, что для этого нужно много технических, организационных завоеваний, нужно наладить организацию распределения продуктов для сотен миллионов людей, нужно перевести индивидуальное крестьянское хозяйство на социалистические рельсы.7
И в этом его позиция принципиально отличалась от воззрений «левых коммунистов», предлагавших немедленную ликвидацию денег и. товарных отношений в целом. Поскольку конкретная действительность показала, что каким-либо единовременным актом деньги ликвидировать нельзя, то объективно возникала необходимость, регулирования денежного обращения.
Всего на территории России в годы гражданской войны и военной иностранной интервенции «обращалось около 200 видов денежных знаков». К ним относились, разнообразные денежные знаки дореволюционных образцов; расчетные знаки РСФСР; денежные знаки суверенных советских республик, каждая из которых обладала самостоятельной денежной системой (Закавказские республики, Бухарская Народная Республика); денежные знаки, выпускавшиеся самовольно местными органами Советской власти, различными кооперативными и другими общественными организациями, а также частыми предприятиями; денежные знаки белогвардейских органов, власти (Деникина, Колчака и т. д.); денежные знаки военных интервенционных властей, которые выпускались и в валюте интервентов (англ. ф. ст., яп. иены и т. п.) и в денежных наименованиях нашей страны (рубли, карбованцы); денежные суррогаты, выпускаемые городскими и областными органами власти, общественными организациями и частными предприятиями на. временно оккупированных территориях. Обращение бумажных денег в таком разнообразии формировало небывалую по своей сложности картину денежного хозяйства страны, создавало возможность; авантюристическим элементам обогащаться па фабрикации денежных суррогатов, усиливало процесс обесценения денег. Все это способствовало развитию у населения тенденции, обращать денежные знаки в материальные ценности, что, в свою очередь, увеличивало скорость оборота бумажных денег, приводило к развитию натурального обмена продуктами. Процесс распада единой денежной системы страны, обозначившийся еще в 19Н г., принял катастрофические размеры.
В соответствии с ленинским планом финансовой централизации правительство РСФСР проводило линию на унификацию денежной системы сначала в рамках РСФСР, а затем па всей советской территории. Ежегодно сокращалась эмиссия денежных знаков дореволюционных образцов. На территориях, освобождаемых Красной Армией, деньги интервентов и антисоветских органов власти аннулировались. Денежные суррогаты па советской территории постепенно заменялись па совзнаки. К концу гражданской войны советское правительство в основном справилось с задачей унификации денежной системы. Совзнаки почти повсеместно вытеснили из обращения все другие виды денег.
Вместе с тем окончательная унификация была достигнута позднее, в ходе денежной реформы 1922-1924 гг., проведенной в рамках новой экономической политики, осуществление которой во многом зависело от решения задачи стабилизации рубля и оздоровления финансовой системы в целом.
Огнев, Л. В.
Вестник Ленинградского Университета. Серия 5. Экономика. – Л., 1991. Вып.1.
1 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 351.
2 См. там же. С. 351-354.
3 Там же. С. 354.
4 Там же. Т. 38. С. 122.
5 Атлас 3. В. Социалистическая денежная система. М., 1969. С. 105.
6 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 43: С. 220.
7 См. там же. Т. 38. С. 352-353, 363, 441.
8 Атлас 3. В. Социалистическая денежная система. М., 1969. С. 112.
9 В сборнике Академии паук УССР «Нумизматика и сфрагистика» JM» 5 за 1974 г. па с. 78-80 приводятся примеры выпуска бон некоторыми кооперативами Украины в целях «как-то удержать покупательскую способность заработной платы рабочего и служащего. Эти платежные знаки принимались в лавках выпустившей их организации по более пли менее твердому курсу».
К концу 1917 г. система денежного обращения была настолько расшатана, что ни в какой обстановке нельзя было помышлять о сколько-нибудь быстром ее восстановлении. Действительные же условия существования Советской России в течение первых четырех лет - условия политические и хозяйственные - сложились так, что денежная система должна была подвергнуться еще большему разложению. Здесь необходимо дать краткий очерк этих условий и созданной ими экономической системы
Прежде всего надо подчеркнуть, что мы бы вступили на путь ошибочных суждений о той обстановке, в которой развивалась денежная политика в течение 1918 - 1920 гг., если бы стали рассматривать хозяйственную систему этой эпохи только как метод организации войны. Эта система, конечно, теснейшим образом связана была с войной - как с предшествовавшей ей мировой войной, так и особенно, разумеется, с войной гражданской. Но было бы заблуждением видеть в этой системе только пролетарский аспект военно-государственной организации хозяйства, той организации, которая в виде государственного капитализма характеризовала экономическую систему Германии в годы мировой войны, а в виде военного коммунизма характеризовала- де советское хозяйственное устройство в 1918 - 1920 гг. Так называемый "военный коммунизм" имел и иные, очень глубокие истоки. Существеннейшие нити идеологических влияний тянутся, как известно, на Запад. Другие нити тянутся в глубь нашей собственной истории, и им несомненно принадлежало очень важное значение. Однако о них мы не будем здесь говорить. События слишком близки для того, чтобы можно было рассмотреть их в надлежащей перспективе и поставить их в правильную связь со всем историческим прошлым народа, совершившего на протяжении нескольких лет социальный переворот небывалых размеров. Анализ этих влияний и их относительного значения - дело будущего. Мы ограничимся упоминанием об условиях более близких, достаточно выясненных и, кажется, несомненных.
Российский пролетариат (или, по крайней мере, тот слой его, который уже ранее принимал участие в политической борьбе и его вожди
1 Система военного коммунизма установилась не сразу. Небольшой период от Ок- тябрьской революции до лета 1918 г. носил переходный характер, и финансовая политика помышляла даже об укреплении денежной системы, не имея, правда, средств что-либо предпринять в этом направлении.
вошли в революцию с определенной социальной идеологией. Если и без определенной идеологии, то с определенными социальными требованиями, настроениями и чувствами в революцию вошли также крестьянство и многочисленные промежуточные слои населения, которым иногда нет названия, но которые играют в бурные эпохи истории очень важную роль.
Основы идеологии и даже практической программы пролетариата даны были в "Манифесте Коммунистической партии", вторая глава которого кончается следующими, так много раз цитированными словами:
"...Первым шагом рабочей революции должно быть возвышение пролетариата на степень господствующего класса, завоевание демократии. Пролетариат воспользуется своим политическим господством, чтобы постепенно отнять у буржуазии весь капитал, чтобы централизовать все орудия труда в руках государства... Конечно, сначала это может совершиться только путем деспотических вторжений в право собственности и в буржуазные условия производства, следовательно, путем мероприятий, которые с экономической точки зрения кажутся недостаточными и ненадежными, но которые в ходе движения перерастут самих себя и неизбежны как средство для преобразования всего способа производства". Затем следует краткое перечисление общих мер, которые "могли бы почти повсюду быть приняты" "в наиболее цивилизованных странах" ("Коммунистический манифест", перевод с предисловием Д. Рязанова, третье издание). Среди этих мер были указаны: экспроприация поземельной собственности; уничтожение права наследства; централизация кредита в руках государства посредством национального банка с государственным капиталом и исключительной монополией; централизация транспорта в руках государства; увеличение числа государственных фабрик и орудий производства, возделывание и улучшение полей по общему плану; одинаковая трудовая повинность для всех, учреждение промышленных армий, соединение земледельческого труда с промышленным и т. д.
Все это стало проводиться в жизнь после Октябрьской революции, и очень многое в течение первого же года после октября. Правда, в Коммунистическом Манифесте нет очень многого из того, что стало особенностью системы военного коммунизма, но сами авторы программы, К. Маркс и Ф. Энгельс, указывали, что "мероприятия будут, конечно, различны в различных странах". Хозяйственное переустройство стало совершаться в обстановке, которую и самое проницательное прозрение не могло в точности предвидеть за 70 лет до Октябрьской революции. Основные признаки ее перечислены в дальнейшем.
Крестьянство требовало раздела земли. В этом требовании не было еще ничего социалистического, но оно шло рука об руку с требованиями промышленного пролетариата постольку, поскольку тем самым и в городе, и в деревне выдвигался общий лозунг экспроприации имущих классов. К этому лозунгу примкнули и промежуточные слои, о которых упомянуто выше. Если даже французская революция, в которой победительницей была буржуазия, пробудила пафос уничтожения высших классов, все более разгоравшийся по мере того, как развивалась борьба за удержание власти, то такой же пафос появился в российской
революции, в которой победа досталась рабочим и крестьянам и в которой гражданская война была во всяком случае не менее напряженной, чем во Франции в конце XVIII столетия. Пафос уничтожения имущих классов сыграл в эпоху военного коммунизма огромную роль, и тот, кто стал бы игнорировать его, никогда не сумел бы найти полное объяснение не только многим эпизодам, но и некоторым организационным построениям описываемого времени. Стремление этой фазы революции национализировать все предприятия, уничтожить всякую частную собственность на орудия производства и даже на предметы потребления, некоторые ее тенденции в области политики распределения и т. д. не могут быть поняты без учета того обстоятельства, что усилившаяся во время мировой войны напряженность классовых противоречий дошла во время гражданской войны до величайшего ожесточения.
При наличии таких предпосылок нельзя было ожидать, что новая революционно-социалистическая власть захочет и сможет поставить только вопрос о мерах к постепенной социализации. Все толкало на путь радикальных решений и вело к коренному социальному переустройству.
Мы отметили в первой главе, что к осени 1917 г. в народном хозяйстве России имелось уже множество элементов, разрушавших систему товарно-денежного хозяйства и тем самым побуждавших строить и усложнять систему государственного регулирования того особого типа, который был осуществлен в последующие годы и о признаках которого речь будет еще впереди. На соответствующие мероприятия дореволюционного и особенно Временного правительства, проведенные или предположенные, прокламированные властью или потребованные от власти, мы ссылаемся здесь не для того, чтобы показать, что уже до Октябрьской революции был накоплен некоторый опыт регулирования и что Советская власть могла идти по наметившемуся пути. Дело не в этом, ибо ни опыты военного времени, ни опыты Временного правительства не могли окрылить кого-либо радужными надеждами. А дело в той внутренней логике, которая присуща всякому хозяйственному процессу и которая проявляется с непреодолимой силой, лишь только экономическое развитие вступило на определенный путь. Нет более яркого примера, чем регулирование цен, о котором мы писали в первой главе. То, что происходило в годы войны и в месяцы Временного правительства в области регулирования народного хозяйства, было не "примером" для последующей эпохи, а составляло первые звенья закономерного ряда. И этот ряд не был пересечен в эпоху военного коммунизма никакой другой линией, ибо хозяйственная и политическая обстановка укрепляла значение мероприятий по переустройству всей экономической системы.
Для направления экономической политики в эту сторону имело очень крупное значение то обстоятельство, что товарный рынок, денежный рынок и денежная система были глубоко деформированы к концу 1917 г., что события 1917 - 1918 гг. продолжали разрушать их и что в таких условиях трудно было проводить план строительства социализма на основе товарного производства и дене
жного обмена, как это сделано было после перехода к новой экономической политике. В направлении к ликвидации товарно-денеж- ного хозяйства толкала также растущая убыточность промышленных предприятий. В период дореволюционный война принесла промышленникам огромные барыши. В период Временного правительства картина стала пестрой: конъюнктура рынка оставалась очень выгодной, но во внутренней жизни предприятий наступал развал и условия их снабжения становились все более тяжелыми. Положение ухудшилось в 1917 - 1918 гг., ибо революционное овладение рабочим классом промышленными предприятиями не могло, конечно, совершаться безболезненно. Весь первый этап реорганизации управления промышленностью, начавшийся стихийно еще при Временном правительстве и проводившийся Советской властью в 1917 - 1918 гг. - этап рабочего контроля, - был в действительности (по крайней мере в подавляющем большинстве случаев) мерой овладения промышленными предприятиями, т.е. подготовительной мерой к полному переходу их в распоряжение государства, а не мероприятием по усилению работоспособности промышленности. Хотя надо признать, что, при настроениях рабочих масс после революции, без рабочего контроля, вероятно, во многих случаях вообще не могло иметь места никакое производство.
При деформации рынка, при разложении предприятий, при быстром обесценении денег, при постепенной утрате даже способов определения рентабельности, при условии, когда без всякого ее исчисления можно было смело сказать, что все предприятия стали или становятся убыточными, - при наличии всех этих обстоятельств линия на систему военного коммунизма представлялась даже линией наименьшего сопротивления.
И наконец гражданская война - самая разрушительная из всех войн, - при полной изолированности от внешнего мира, при искром- санности государственной территории и оторванности районов сырья, топлива и переработки друг от друга, при крайней истощенности всех материальных ресурсов страны, при предоставлении последних запасов преимущественно армии и при замиравшем транспорте, делала движение в сторону военного коммунизма все более неизбежным, а движение в иную сторону - до окончания войны, - все менее возможным.
Однако лишь все вместе взятое создало ту хозяйственную систему, которая существовала в течение 1918 - 1920 гг. Эта система не была продуктом одних военных условий и иных стихийно действовавших сил. Она была также продуктом определенной идеологии, реализацией социально-политического замысла, построившего хозяйственную жизнь страны на совершенно новых началах.
Краткий период военного коммунизма характеризуется необычайной напряженностью работы в области реорганизации всех учреждений, видоизменения всех экономических отношений, разрыва прежних связей и установления новых, пересмотра старых принципов, разрушения традиций и т.д. Эта работа не приостанавливалась ни на один миг, и едва ли она даже сколько-нибудь существенно замедлялась в отдельные периоды рассматриваемой эпохи. Реорганизации следовали одна за другой, и нельзя поэтому искать систему военного коммунизма в
том, что было твердо запечатлено в какой-либо определенный момент. Ее можно только "сконструировать" из отдельных элементов, находившихся в постоянном движении, и мы должны учитывать не только то, что успело уже воплотиться в действительной жизни, но и то, что оставалось еще одним лишь волеизъявлением государственной власти. В нашем исследовании никак нельзя отвлечься от этих волеизъявлений, ибо для направления денежной политики они имели самое существенное значение.
Несколько последующих страниц имеют целью сообщить сжатое описание основных принципов системы военного коммунизма; без такого описания мы не могли бы дать историю денежной политики этого периода.
Первый принцип заключался в том, что все средства производства принадлежат государству. Этот принцип не был осуществлен до самого конца. Однако исключения были не очень велики (как мы увидим ниже) и, если принцип был сужен некоторыми исключениями, то он с другой стороны был и расширен, ибо национализации и экспроприации коснулись не только тех материальных ресурсов, которые можно считать средствами производства. Соответствующие акты относятся главным образом, но не исключительно, к 1918 г.: декрет о социализации земли от 26 октября 1917 г., декрет о национализации банков от 14 декабря
- г., декрет о национализации водного транспорта от 26 января 1918 г., декрет об аннулировании займов от 28 января 1918 г., декрет о национализация внешней торговли от 23 апреля 1918 г., декрет о национализации крупной промышленности от 28 июня 1918 г., декрет о внутренней торговле от 21 ноября 1918 г., декрет о национализации Московского народного (кооперативного) банка от 7 декабря 1918 г., постановление о национализации мелкой промышленности от 29 ноября 1920 г. Последнее постановление (Президиума Высшего совета народного хозяйства) объявляло национализированными промышленные предприятия с числом рабочих свыше 5, при наличии механического двигателя, и свыше 10, при отсутствии механического двигателя. Однако фактически было национализировано множество и более мелких предприятий и перепись 1920 г. показала в числе государственных предприятий более одной седьмой заведений с одним рабочим (см. JI. Крицман, "Героический период великой русской революции", с. 62 - 64). За исключениями совершенно ничтожными все средства производства в промышленности, в транспорте, в торговле и земля - основное средство производства в сельском хозяйстве - перешли в распоряжение государства. Часть бывших помещичьих хозяйств была превращена в "совхозы", т. е. тоже находилась со всеми своими средствами производства в распоряжении государства. Что касается средств производства крестьянских хозяйств, то они подверглись лишь перераспределению через "комитеты бедноты" (декрет 11 июня 1918 г.). Перехода этих средств производства в распоряжение государства не произошло, и государство подошло к концу эпохи военного коммунизма к крестьянскому хозяйству с другой стороны. Зато в распоряжение государства поступили не только средства производства, но и другие материальные ресурсы, как весь городской жилищный фонд, кое-
что из жилищного фонда в деревне, обстановка квартир в тех случаях, когда государство в лице местных органов конфисковывало ее, драгоценности, библиотеки и т. п.
отруде (от 10/XII1919 г.), в Законе о всеобщей трудовой повинности (от 5/11 1920 г.), не говоря о множестве отдельных постановлений по этому предмету (ср. А. Аникст, "Организация рабочей силы в 1920 г." М., 1920; его же "Статьи и доклады за 1918 - 1920 гг." М., 1921; Я. Цы- пин, "Законодательство по регулированию рынка труда и трудовому посредничеству в СССР". М., 1925). Бюллетень Народного комиссариата труда (октябрь - ноябрь 1918 г.) писал в конце 1918 г.: "производительные силы работников придется (и уже приходится) перемещать из одних отраслей народного хозяйства в другие... Трудоспособное население привлекается к выполнению трудовой повинности, без чего осуществление социалистического строя немыслимо. Перед пролетарским государством встает задача колоссального значения - учесть все силы страны и приступить к их разумному и целесообразному распределению" (см. Я. Цыпин, с. 15). Первая статья Кодекса законов о труде провозгласила, что "для всех граждан РСФСР... устанавливается трудовая повинность". К концу 1918 г. начались уже трудовые мобилизации. Они стали играть затем все большую роль, и декрет 5 февраля 1920 г. о всеобщей трудовой повинности, систематизируя и углубляя прежние постановления, превратил эту повинность в один из краеугольных камней всей хозяйственной системы. Главный комитет по всеобщей трудовой повинности ("Главкомтруд"), губернские, городские и уездные комитеты, комиссии по проведению трудовой повинности и по контролю при различных учреждениях и коллективах, специальные организации по различным видам трудовой повинности ("Ценчрезтопгуж", "Комснег- путь", "Цекомпривлечтруд" и т. д.) составляли "аппараты", через которые осуществлялось привлечение в принудительном порядке и распределение рабочей силы.
Трудовая повинность была не только декларированным принципом; она энергично и последовательно проводилась в жизнь. В течение одного 1920 г. были мобилизованы машинисты, кочегары, ж.-д. монтеры и мастера, горнорабочие забойщики, специалисты водно-транспортного дела, строительные рабочие, металлисты, судостроительные рабочие, рабочие электротехнической промышленности и проч. и были прикреплены к своим местам рабочие и служащие лесного, угольного, торфяного, нефтяного, сланцевого комитетов, ряда бум-лжи их фабрик, водных путей и т. д. Проведены были трудовые мобилизации целых возрастных групп. В том же году объявлена была трудовая повинность женщин от 16 до 45 лет по пошивке белья для армии. Постановлением Главного комитета по трудовой повинности и Народного комиссариата просвещения в 38 губерниях был объявлен сбор шишечного топлива, к которому привлекались несовершеннолетние от 13 до 18 лет и старики. Армии в перерыве между военными действиями в период, когда демо
билизация их считалась преждевременной, также привлечены были к трудовой повинности. Девятый съезд РКП(б) постановил, что "использование воинских частей для трудовых задач имеет в равной мере практически хозяйственное и социалистически воспитательное значение", при наличии известных условий, которые были указаны в той же резолюции. В начале 1921 г. организовано было при Народном комиссариате труда Главное управление трудовыми частями. К этому времени в восьми трудовых частях числилось 280 тыс. человек ("Бюллетень трудового фронта", 1921, № 17). Сибтрудармия занималась добычей угля, лесозаготовками, погрузкой, постройкой кольчугинской и кокчетаевской
ж.-д.; Кавтрудармия - постройкой ж.-д. веток и работами на грозненских нефтяных промыслах; Укртрудармия с Донецкой - работами по добыче угля и т. п. Они были расформированы лишь в начале 1922 года.
Третий принцип хозяйственной системы военного коммунизма заключался в том, что государство все производило в своих предприятиях. Выше уже было отмечено, насколько эти предприятия бывали незначительны: 13,9% государственных предприятий имели 1 рабочего, 53,7% имели от
- до 15 рабочих и 10,9% имели от 16 до 30 рабочих. ("На новых путях", изд. СТО. М., 1923, вып. III, с. 176, ст. П. И. Попова). А в отдельных производствах мелкие предприятия играли еще большую роль: на долю заведений с 1 рабочим в производстве пищевых продуктов приходилось 25,4%, а в строительном деле 25,8%, (там же, с. 177). Правда, даже вводя в свою систему мельчайшие предприятия, государство не могло сосредоточить в своем ведении все промышленные заведения. По переписи 1920 г., только 53,3% всех занятых в промышленности лиц, охваченных переписью, работали в государственных предприятиях, а остальные распределялись так: 21,5% работали в частных и кооперативных предприятиях, применявших наемный труд, и 25,2% работали в кустарно-ремесленных заведениях без применения наемного труда. Однако надо принять во внимание, что кооперативные предприятия в этот период мало отличались от государственных, а кустарно-ремесленные в порядке мобилизаций обслуживали государство, работая по его заданиям и состоя у него на учете. Промышленное производство было почти целиком государственным или стоящим под государственным руководством.
все органы Советской власти обязанность усиленной всесторонней помощи крестьянскому земледелию, - гласил декрет, - рабоче-кресть- янская власть объявляет в то же время правильное ведение земледельческого хозяйства великой государственной обязанностью крестьянского населения. Требуя напряжения всех сил государства для помощи крестьянскому хозяйству живым и мертвым инвентарем, устройством ремонтных мастерских... и проч., рабоче-крестьянская власть одновременно требует от всех земледельцев полного посева полей по заданию государства и правильной их обработки, по примеру лучших, наиболее старательных хозяйств, средняков и бедняков". Декретировалась организация особых губернских, уездных и волостных комитетов по расширению посевов и улучшению обработки земли (посевкомов). Народный комиссариат земледелия обязывался разработать общегосударственный план посева и представить его на утверждение Совнаркома. "Посевко- мы" должны были установить губернские, уездные и волостные планы. Проведение в жизнь планов обязательного посева декрет возлагал на волостные посевкомы и сельские советы. Он объявлял "запасы семян, находящиеся у земледельцев в потребном для хозяйства количестве, неприкосновенным семенным фондом и предлагал принять меры "к охране семенного фонда и к внутригубернскому распределению семян". Далее декрет предоставлял губисполкомам "издавать обязательные правила, касающиеся основных приемов механической обработки полей и улучшения лугов, производства посевов и способов сохранения естественного плодородия почвы". И наконец, "в целях обработки и обсеменения земель маломощных и красноармейских хозяйств" декрет вменял "в обязанность волпосевкомам и сельсоветам... устанавливать в селениях правильное использование живого и мертвого инвентаря путем трудовой взаимопомощи".
Отдельные крестьянские хозяйства не ликвидировались этим декретом, но они должны были сохранить по идее законодателя только значение технических организаций, осуществляющих хозяйственное задание государства как распорядителя всего обобществленного хозяйства страны и притом осуществляющих его теми техническими методами, которые установлены государственными учреждениями. Продукция этих организаций (крестьянских хозяйств) на основании законодательства, действовавшего с 1917 г., также принадлежала государству. Это был один из самых радикальных законодательных актов всей эпохи военного коммунизма, в которой радикальных актов было немало. В отношении производства - по крайней мере, в законодательной и принципиальной постановке вопроса - достигалось полное единство. Государство распоряжалось всеми производительными силами страны. Оно становилось единым и стремилось стать единственным хозяйством.
Четвертый принцип заключался в том, чтобы это хозяйство управлялось централизованно и по единому плану. Народный комиссариат земледелия, как мы только что видели, должен был управлять сельским хозяйством через "посевкомы" и свои местные органы на основании плана, утвержденного Советом Народных Комиссаров. Народный комиссариат путей сообщения управлял транспортом, и новизна за
ключалась здесь лишь в том, что весь транспорт стал государственным и что управление было построено несравненно более централизованно, чем до эпохи военного коммунизма и чем после нее. Промышленностью управлял Высший совет народного хозяйства, учрежденный не для этой цели, но силою вещей взявший на себя именно эту функцию. Организационным лозунгом служила мысль, формулированная в постановлении III съезда Советов народного хозяйства. Она гласила: "централизация управления народным хозяйством есть основное средство в руках победившего пролетариата для скорейшего развития производительных сил страны и обеспечения руководящего значения промышленности в экономической жизни; она в то же время является предпосылкой и условием социалистического строительства народного хозяйства и подчинения мелких предприятий общественному хозяйству. В условиях же экономической разрухи, при необычайно тяжелом состоянии запасов сырья, топлива и предметов оборудования, усиленная централизация в этой области становится еще более необходимой и является единственной мерой предупреждения распыления народного хозяйства и сохранения его основного ядра в лице крупнейших фабрично-заводских объединений - этого экономического базиса социализма". И, однако, на этом III съезде Советов народного хозяйства, происходившем в 1920 г., централистическая тенденция проявилась уже менее резко, чем в действительной практике предыдущего года. Главные управления ("Главки"), Центральные управления ("Центры"), Отделы ВСНХ управляли почти всей национализированной промышленностью. Каждая отрасль промышленности имела свой "Главк" или "Центр". Он непосредственно управлял всеми крупными предприятиями (так называемой первой группы) и принимал еще очень значительное участие в управлении средними предприятиями (так называемой второй группы). Лишь мелкие предприятия находились в фактическом заведывании местных советов народного хозяйства (предприятия так называемой третьей группы), но для них-то всего чаще не хватало топлива и сырья. "В результате в непосредственном ведении некоторых Главков оказались многие сотни и даже тысячи предприятий" (Я.С. Ро- зенфельд. "Промышленная политика СССР". М., 1926, с. 123 и след.). Конечно, на деле при слабой связи и очень плохой осведомленности многое решалось на местах, но принцип безусловно централизованного управления система стремилась провести в жизнь с возможно большей полнотой, сводя "самостоятельность заводоуправлений к нулю" (Я. С. Розенфельд, там же, с. 122).
Слабее всего удавалось провести в жизнь единое плановое начало в деле управления государственным хозяйством, хотя идея "единого хозяйственного плана", в котором были бы учтены все производственные силы и предусмотрены все результаты производственной деятельности, не только существовала, но и настойчиво развивалась в руководящих речах, постановлениях и статьях. Дело не пошло - да в условиях гражданской войны едва ли и могло пойти - дальше формулирования общих принципов. Но в законодательстве имеется ряд постановлений, из коих видно, что государственная власть стремилась создать и самые учреждения, которые могли бы разработать и провести в
жизнь единый хозяйственный план производства и распределения. По первоначальному замыслу таким органом должен был быть ВСНХ. Пункт 2 Положения о ВСНХ, утвержденного ЦИК 1/XII1917 г., гласил: "Задачей ВСНХ является организация народного хозяйства и государственных финансов. С этой целью ВСНХ разрабатывает общие нормы и план регулирования экономической жизни страны, согласует и объединяет деятельность центральных и местных учреждений"... Пункт
- прибавлял: "Все существующие учреждения по регулированию хозяйства подчиняются ВСНХ, которому предоставляется право их реформирования". ВСНХ не стал, однако, таким объединяющим учреждением. Он превратился вместо этого в специальный Комиссариат по управлению промышленностью. В 1920 г. задача общего руководства делом регулирования народного хозяйства была возложена поэтому на Совет Труда и Обороны, который возник из Совета Рабоче-Крестьянской Обороны, учрежденного в ноябре 1918 г. В Положении о СТО сказано было, что он "устанавливает единый хозяйственный план РСФСР" и "направляет работу экономических народных комиссариатов сообразно этому плану". В качестве вспомогательного органа при СТО учреждена была Государственная общеплановая комиссия (Госплан). Но работа была слишком трудна и сложна. Первые общие планы были составлены уже в новую эпоху экономической политики, в глубоко изменившихся условиях и поэтому на совершенно иных началах, чем те, которые должны были быть созданы в условиях военно-коммунистической хозяйственной системы.
В деле снабжения господствовала большая неразбериха, но намечалась и начинала брать верх тенденция установить снабжение по единому плану, утверждаемому одним высшим органом. На деле функция распределения то бывала отделена от функции управления теми отраслями промышленности, которые производили распределяемый продукт, то смешивалась с нею; продукты родственные по своему назначению распределялись то одними, то разными учреждениями, из коих каждое не знало, что делает другое. Ю. Ларин и JI. Крицман к началу 1920 г. утверждали, что "снабжением промышленности и распределением ее продуктов ведает несколько учреждений, до сих пор мало связанных друг с другом" ("Очерк хозяйственной жизни и организации народного хозяйства Советской России". М., 1920, с. 133). Это были так называемые ’Тлавтоп", "Продрасмет", "Химснабжение" и проч. Однако основная линия развития была уже ясно намечена, и нетрудно установить, чем должна была стать система при полном ее завершении. Эта линия развития воплощена в той роли, которую должна была играть и постепенно завоевывала "Комиссия использования", учрежденная декретом СНК от 21 ноября 1918 г. при Высшем совете
народного хозяйства для составления плана распределения всего того, что производилось и поступало в распоряжение государства.
Комиссия использования начала играть заметную роль лишь в
- г., и деятельность ее особенно широко развернулась в 1920 г. Ее задачей было составление общего плана, но в течение первого года ей приходилось заниматься преимущественно утверждением отдельных назначений. В 1918 г. она утвердила 19 планов использования, в 1919 г.
Дело распределения предметов потребления среди населения было делом государственным. Правда, в нем (так же как и в заготовке предметов потребления и сельскохозяйственного сырья) принимала участие и кооперация. Но кооперация все более и более превращалась в подчиненный Наркомпроду орган государственного управления. Уже декрет 12 апреля 1918 г., возложив на кооперацию обязанность обслуживать не членов кооперативов и ограничив число кооперативов в каждой отдельной местности, предусмотрел, что потребительские общества будут привлечены к выполнению поручений государственных органов снабжения. Менее двух месяцев спустя В. Г. Милютин говорил на первом всероссийском съезде советов народного хозяйства, что "конечной задачей является влить все население в кооперативную организацию и сделать этим самым кооперацию общенародной и общегосударственной, превратив ее в государственный орган снабжения. Ясно, что потребительскую кооперацию мы думаем превратить в потребительскую коммуну и затем, путем вовлечения в сферу государственности, сделать ее, в конце концов, государственным органом".
В этом направлении законодательство быстро преобразовывало кооперацию, причем на местах происходили даже случаи национализации кооперативов и реализации их товаров (телеграмма председателя СНК в январе 1919 г.: "восстановить закрытые и национализированные кооперативы, возвратить товары, обязательно включить кооперативы в распределительную сеть наравне с советскими лавками...").
Декрет 20 марта 1919 г. "о потребительских коммунах" превратил потребительскую кооперацию в учреждение вполне государственное. В каждом городе или сельском поселении образовывалась одна "потребительская коммуна", обнимавшая все население, ведавшая всем делом распределения, выполнявшая государственные планы, работавшая по заданиям и под контролем продовольственных органов. Заготовка про
дуктов в порядке покупки или товарообмена становилась все менее возможной по мере того, как возрастало число монополизированных продуктов. Зато потребительская кооперация стала выполнять поручения по тем заготовкам, которые велись в принудительном порядке. Циркуляр Наркомпрода 5 июня 1920 г. гласил, что "продорганы обязаны всячески использовать для заготовки в порядке подчинения себе технические аппараты кооперации" и подтверждал, что кооперация в этих случаях "не имеет права отказываться от выполнения поручений продорганов по проведению разверсток". Наконец, декретом от 13 декабря 1920 г. установлено было, что расходы кооперации покрываются начиная с 1921 г. в общегосударственном сметном порядке. Еще раньше были приняты меры к слиянию с потребительской кооперацией других видов кооперативных объединений. То обстоятельство, что в деле распределения участвовали кооперативные "аппараты", ни в какой степени не противоречит поэтому утверждению, что все распределение находилось в ведении государства (ср. М. J1. Хейсин, "История кооперации в России". J1., 1926 г., с. 271 и др.; "Союз потребителей"; "Систематический сборник декретов и распоряжений правительства по продовольственному делу", изд. Наркомпрода, I- VI).
Народный комиссариат продовольствия был тем государственным учреждением, которое ведало этим делом. Он вырос из министерства продовольствия, учрежденного при Временном правительстве, и стал самым могущественным из всех гражданских ведомств. Постановлением ВЦИК от 13 мая 1918 г. Наркомпроду предоставлено было "издавать обязательные постановления по продовольственному делу, выходящие за обычные пределы компетенции Наркомпрода... отменять постановления местных продовольственных органов и других организаций и учреждений, противоречащие планам и действиям НКП... требовать от учреждений организаций всех ведомств безоговорочного и немедленного исполнения распоряжений НКП в связи с продовольственным делом". Это и было провозглашением так называемой продовольственной диктатуры. Все центральные органы, ведавшие только распределением предметов потребления, переходили в ведение Наркомпрода, а те, которые ведали вопросами и производства, и распределения, подчинялись Наркомпроду в части своих распределительных функций.
Наркомпрод заготовлял и распределял. От промышленности он получал ту часть продукции, которая подлежала распределению среди населения; от сельского хозяйства он получал продукты на основе монополий, принудительных разверсток и отчасти на основании заготовок, проводившихся в добровольном порядке. К концу периода военного коммунизма последние почти совершенно исчезли. Второе всероссийское продовольственное совещание (в июле 1920 г.) требовало, чтобы вся заготовительная работа "была построена на обязательности сдачи излишков всех сельскохозяйственных продуктов в распоряжение государства в порядке государственной повинности. Заготовки важнейших продуктов на основе купли-продажи, или так называемого самотека, - согласно его резолюции - должны быть совершенно исключены... Разверстка на основные продовольственные продукты должна быть построена из расчета, не превышающего излишков продуктов
в сельском хозяйстве, но с тем, чтобы разверстка не оставля- л а свободных излишков". Целым рядом следовавших друг за другом декретов Наркомпрод получил исключительное право заготовки всех сельскохозяйственных продуктов вплоть до меда и грибов. К Нарком- проду же в 1920 г. перешла и работа по заготовке (в том же принудительном порядке) промышленного сырья. В 1920 г. основными частями Наркомпрода были - Управление заготовок и Управление распределения. Первое ведало заготовками всех продуктов сельского хозяйства. Второе ведало распределением всех предметов потребления, как промышленного, так и сельскохозяйственного производства. Главки и центры по указаниям Наркомпрода посылали свои изделия его органам на места. Местные органы распределяли эти изделия и продовольствие через кооперативные организации по карточкам на основании критериев, о которых речь будет ниже (ср. Н. Орлов, "Продовольственная работа Советской власти". М., 1918 г.; сборник "Четыре года продовольственной работы”. М., 1922 г.; В. Милютин, "Народное хозяйство Советской России”. М., 1920 г.; "Систематические сборники декретов и распоряжений правительства по продовольственному делу", 1917 - 1920 гг., кн. I- V], изд. Наркомпрода).
Государство взяло в свое распоряжение- почти все материальные ресурсы страны. Государство управляло этими ресурсами в централизованном порядке и стремилось управлять по плану. Государство распределяло среди населения предметы потребления. Чем определялся порядок этого распределения?
Прежде всего надо сказать, что он определялся не тем, чем регулируется распределение и потребление в условиях товарно-денежного хозяйства: не спросом в том смысле, в каком политическая экономия понимает этот термин; государство давало каждому гражданину не столько, сколько он хотел и мог купить, а столько, сколько государство в лице своих распределительных органов считало целесообразным ему предоставить. Формой распределения был "паек”. Документом на получение пайка была "карточка". Количество продуктов, которые отпускались по карточке, определялось в целом тем фондом, который находился в распоряжении государства, а применительно к отдельным категориям потребителей государственной необходимостью и классовыми соображениями. Это был шестой принцип, лежавший в основе системы военного коммунизма.
Идея "классового пайка" появилась в 1918 г. и была, по-видимому, впервые осуществлена в Ленинграде. Вслед за Ленинградом классовый паек был введен и во всех других городах и местностях. Приказом Наркомпрода в конце 1918 г. (19 октября) он был сделан повсеместно обязательным, причем, однако, на местах самый принцип применялся в очень разнообразных формах. Московский Совет ввел классовый паек в сентябре 1918 г., разделив население на 4 категории. К первой отнесены были рабочие, работающие в особо вредных условиях; ко второй - рабочие, занятые тяжелым физическим трудом, но в нормальных условиях; к третьей - рабочие, занятые легким физическим трудом в благоприятных для здоровья условиях, и работники конторского, умствен
ного и т. п. труда, домашние хозяйки; к четвертой - лица свободных профессий, лица, живущие доходами с капиталов и предприятий, безработные, незарегистрированные на биржах труда. Для малолетних установлены были особые правила. Количественные соотношения между размерами пайков были 200:150:100:50. В истории распределительной политики наблюдались различные течения и была полоса, когда существовало стремление уравнять условия снабжения, по крайней мере для рабочих. Однако верх одержала противоположная тенденция. Получила широкое распространение система “бронирования” пайков за рабочими "ударных" или особо важных предприятий; во второй половине
- г. введены были дополнительные пайки для нетрудоспособных членов семейств красноармейцев, учреждена была при Наркомпроде комиссия по рабочему снабжению, которая устанавливала различные категории усиленного снабжения и ввела вскоре 30 разнообразных норм. В 1920 г. (постановление СНК от 30 апреля 1920 г.) сделана была вновь попытка унифицировать и упростить различные нормы, действовавшие в области распределения. Однако разнообразные пайки просуществовали вплоть до ликвидации всей системы, причем различия заключались не только в том, какой паек получало то или другое лицо, но и в том, сколько оно получало пайков, ибо принцип получения одного только пайка соблюдался не очень последовательно (ср. А. Вышинский, "Вопросы распределения и революция". М., 1922 г.; Н. Вишневский, "Принципы и методы организованного распределения продуктов питания и предметов первой необходимости". М., 1920 г.).
Этот рынок играл еще крупную роль для населения. Данные имеющихся исследований отличаются очень большой пестротой. Во всяком случае подавляющее большинство населения было связано с вольным рынком. Может быть, большая часть бюджета рабочего в 1920 г. покрывалась уже выдачами по карточкам. В отношении остального населения имело скорее место обратное. Мелкая нелегальная торговля
продовольствием - "мешочничество" - получила столь широкое распространение, что в торговле никогда не участвовала активно такая значительная часть населения, как в те годы. В периоды особенно напряженного продовольственного положения правительство само разрешало рабочим отправляться в хлебородные губернии за продовольствием. Снабжение государственных учреждений и предприятий также происходило не без участия вольного рынка. Не будь всего этого, государство не могло бы получать тех денежных эмиссионных доходов, о которых мы будем говорить ниже. Но факт существования вольного рынка не изменял смысла и направления мероприятий экономической политики, строивших новую экономическую систему на тех принципах, которые перечислены выше. И кроме того, рынок суживался все более, оттесняясь на задворки хозяйственной жизни и уступал место плановому распределению. По данным, приведенным у JI. Крицмана (там же, с. 139), в полном среднерусском бюджете рабочего, включая и квартиру и проч., государственное снабжение в натуре составляло в 1918 г. - 41%, в 1919 г. - 63%, в 1920 г. - 75%. Заготовки хлеба и зернофуража Наркомпродом составляли в 1918/19 г. - 107,9 млн пудов, в 1919/20 г. - 212,5 млн пудов, в 1920/21 г. - 283,9 млн пудов, хотя последний год был уже неурожайным. С прекращением гражданской войны должно было усилиться относительное значение планового снабжения и другими продуктами, кроме продовольственных, гражданского населенйя.
Набросок, данный на последних страницах, образует лишь схему, совершенно недостаточную для того, чтобы представить бесконечно сложное течение хозяйственной жизни в годы гражданской войны и политики военного коммунизма. Мы не могли бы дать больше в работе, посвященной только проблемам денежного обращения. Для рассмотрения этих проблем представленный набросок должен дать лишь опорные пункты. Система военного коммунизма "преодолевала" категорию цены. Вместе с тем она вела к вытеснению денег из государственного и из всего народного хозяйства.
Реализация на деньги продуктов производства государственных предприятий и их услуг и того сырья, которое собирал Народный комиссариат продовольствия, постепенно теряла всякий смысл. Она противоречила основным принципам нового хозяйственного строя и утрачивала свое практическое значение. Потребителями этих предметов были преимущественно те же государственные предприятия и учреждения и рабочие или служащие, получавшие в свою очередь заработную плату от государственных предприятий и учреждений. К тому же распределение, покуда и поскольку оно оставалось денежным, происходило по твердым ценам, все более отстававшим от вольных рыночных цен. Эти твердые цены не служили реальным эквивалентом предоставляемых продуктов и услуг и имели лишь весьма условное учетное значение. Вполне последовательно государственная власть стала поэтому переходить к принципу бесплатного распределения. К концу 1920 года законодательство решительно стало на эту точку зрения, и декрет СНК от 11 октября 1920 г. поручал Народному комиссариату финансов разработать технически мероприятия по отмене платы за почтовые и телеграфные услуги всеми государственными учреждениями и предприяти
ями, платы за пользование телефоном, водопроводом, канализацией, газом и электричеством, платы за предоставляемое Главным топливным комитетом топливо всякого вида, платы за продукты, отпускаемые Народным комиссариатом продовольствия, платы за жилые помещения государственных рабочих и служащих (включая лиц, проживающих при них в национализированных и муниципализированных помещениях, причем под отменой платы декрет понимал не только отмену платы наличными, но и расчет какими-либо бухгалтерскими перечислениями. Впоследствии этот перечень был еще дополнен. Декретом 16 августа
- г. был установлен порядок бесплатных перевозок по железным дорогам и водным путям.
По исчислениям С. А. Голованова ("На новых путях", вып. II, с. 10) налоговые поступления составляли в бюджете 1918 г. 153,2 млн золотых рублей (исчислено по индексу статистики труда), в 1919 г. - 10,2 млн рублей, в 1920 г. - 0,2 млн рублей и в 1921 г. (когда налоговая система начала уже восстанавливаться) - 3,7 млн рублей. Но это цифры ожидавшихся, а не действительных поступлений, причем в сумму
- г. включен чрезвычайный революционный налог, который собран был лишь частично.
хозяйстве, взятом в целом, она и играла к концу этого периода лишь подчиненную роль.
Исследователю нашей хозяйственной жизни первых революционных лет, вероятно, никогда не удастся сколько-нибудь точно учесть общие количественные результаты государственного хозяйствования этой эпохи. Чем больше умы проникались идеей о необходимости построения и проведения единого хозяйственного плана и создания системы полного учета всех запасов и всех вновь производившихся благ, тем больше практические затруднения, стоявшие на пути к осуществлению этой идеи, оказывались непреодолимыми. Те цифры, которые можно привести о бюджетах 1918, 1919 и 1920 гг., могут иллюстрировать лишь некоторые интересные тенденции. Но их нельзя принимать даже за отдаленное отображение действительного объема и состояния государственного хозяйства. За 1918 - 1921 гг. в распоряжении Народного комиссариата финансов нет не только окончательных отчетов о действительном исполнении смет, но и сколько-нибудь достаточных предварительных данных о производстве государственных расходов и поступлении государственных доходов. Один из лучших знатоков нашего бюджетного дела С А. Голованов совершенно правильно отмечает, что изучение этих бюджетов "давало бы представление не о том, что было в действительности, а лишь о пожеланиях и предположениях ведомств, далеко не всегда осуществлявшихся на деле" ("На новых путях", "Итоги экономической политики 1921/22 г.", вып. II, с. 4). Однако даже и эти предположения, сплошь и рядом взятые "с потолка" и не стоявшие в связи с действительными потребностями, которые никто не в состоянии был учесть, - даже эти предположения отражены в цифрах бюджетов 1918 - 1921 гг., как в кривом зеркале, ибо на размеры тех сумм, которые испрашивались ведомствами и отпускались Наркомфином, влияли и вольные, и твердые цены в зависимости от того, на какой предмет открывался кредит.
Тем не менее мы приведем здесь одну из цифр, полученную С.А. Головановым в результате его исчислений, ибо, будучи весьма условной, она все же дает некоторое представление о тех соотношениях, которые установились в государственном хозяйстве. С.А. Голованов определяет на основе различных догадок и вычислений весь доход по государственному бюджету 1920 г. в 1726"млн золотых рублей. Это был бюджет не в дореволюционном и не в современном смысле слова, так как в него должен был быть включен весь валовой доход от национализированных отраслей народного хозяйства. Как ни велико было в 1920 г. падение производительных сил, обусловившее уже в следующем году переход к новой экономической политике, эта цифра все же, быть может, несколько преуменьшена, тем более что государственный бюджет поглощал в то время не только народнохозяйственные доходы, а жизнь шла в немалой мере за счет потребления ранее накопленных в транспорте и в промышленности капиталов. Как бы то ни было, из этих 1726 млн золотых рублей на долю денежных расходов приходится по тем же вычислениям только 126 млн, или 7,3%. Эти 7% почти целиком давала эмиссия, и главным образом их назначением была выплата денежной части заработной платы.
Не следует поэтому преувеличивать значение эмиссии в государственном хозяйстве эпохи военного коммунизма. Она сыграла огромную роль в сбалансировании бюджетов в годы гражданской войны и проведения политики военного коммунизма. Но еще гораздо большее значение она приобрела позднее, когда началась денатурализация хозяйства и во всех отраслях нашей экономической жизни стал совершаться переход к принципу денежной оплаты товаров и услуг.
Мы получили бы совершенно фантастическое представление о действительном характере бюджетов и государственного хозяйства того времени, если бы, игнорируя эти замечания, стали судить об их реальном объеме по данным эмиссионной статистики. Как ни сжато было удовлетворение всех потребностей в эти годы величайших трудностей и невзгод, удовлетворить все государственные нужды при помощи одной только эмиссии новых бумажных знаков было бы, разумеется, немыслимо. Последовательное проведение принципа "Эмиссионного хозяйства", как С.А. Фалькнер назвал финансовую систему этого времени, оказалось возможным лишь потому, что в эти годы проводилась решительно и последовательно натурализация всего народного и финансового хозяйства и деньги служили в руках государства лишь вспомогательным средством сбалансирования государственного бюджета. Необходимо подчеркнуть это с особой настойчивостью потому, что в газетной и журнальной литературе весьма распространены были сопоставления относительного значения эмиссионного дохода в бюджетах различных лет, причем не уделялось внимания тому, как в этих бюджетах комбинировались денежная и натуральная их части.
Организация финансового ведомства и бюджетной работы должна была быть приспособлена к совершенно изменившимся условиям экономической и финансовой политики. Эволюция в этой области была довольно сложной. Судьбы дореволюционного Государственного банка теснейшим образом переплелись с развитием финансового ведомства в более тесном смысле слова, а вся финансовая работа свелась к производству и распределению бумажных денег. Основные этапы этой эволюции сводятся к следующему.
- декабря 1917 г. декретирована была национализация частных банков. Все они переходили с их активами и пассивами в ведение Государственного банка и объединялись с ним в единый "Народный банк Российской Социалистической Федеративной Советской Республики". Мотивы декрета лежали отчасти в соображениях о возможном значении банковой системы в деле овладения промышленностью и в деле управления ею. Но они имели и другую причину. Национализация должна была лишить вкладчиков возможности получать деньги с своих текущих счетов. Без национализации новое правительство, как явствует из официальных заявлений, не в состоянии было достигнуть этой цели (Г.Я. Сокольников, "Финансовая политика революции", I. М., 1925 г., с.37, 38). Дело национализации банков было завершено 2 декабря 1918 г.
В условиях экономического развития 1918 г. национализация банков означала не только переход их в распоряжение государства и централизацию управления ими, но и быстрое отмирание всех их прежних функций. Это ясно из всего того, что указано было выше. Из всех операций кредитной системы сохранилась и развивалась лишь одна, выполнявшаяся раньше Государственным банком, - выпуск кредитных билетов. Но эмиссия приобрела совершенно иной характер, чем тот, который она имела до войны и даже до Октябрьской революции. Она стала по существу чисто казначейской, ею покрывались денежные государственные расходы и производилась она без представления банку ка- ких-либо обеспечений. А так как эмиссией бумажных денег покрывались фактически все государственные денежные расходы, то функция выпуска бумажных денег стала основною и даже почти единственной для всего финансового ведомства. Этим делом ведал Народный банк РСФСР, и поэтому естественно, что он стал поглощать все другие финансовые учреждения.
В конце 1918 г. в ведение Народного банка из Народного комиссариата финансов перешла Кредитная канцелярия с Экспедицией заготовления государственных бумаг. В 1919 г., в Народном банке учреждается Бюджетный отдел для составления государственной росписи доходов и расходов. Затем в ведение Народного банка переходит Центральная приходно-расходная касса, и этим завершается слияние с центральным управлением Народного банка департамента Государственного казначейства. Народный банк РСФСР таким образом почти целиком поглотил бывшее министерство финансов. Но зато он перестал быть банком, ибо совершенно ничтожные функции банкового кредитования сохранились в нем лишь в отношении кооперации. Поэтому завершение всех этих преобразований заключалось в том, что 19 января 1920 г. Народный банк был формально ликвидирован, а по существу влит в Народный комиссариат финансов под названием "Бюджетно-расчетное управление".
Однако несмотря на это название, бюджетной работы в точном смысле, как указано было уже и выше в этот период не существовало. Ее заменял, в качестве ее суррогата, особый порядок распределения бумажных денег, получивших название "расчетные знаки". Этих знаков всегда не хватало. Центр рассылал их на места вагонами и здесь по прибытии "груза" Исполнительный комитет распределял его между своими отделами, а каждый отдел распределял свою долю между подведомственными ему учреждениями. Дележ совершался обычно один или два раза в месяц и в губернских городах это были большие дни напряженной борьбы между ведомствами и учреждениями. Удовлетворялись наиболее насущные потребности, причем центр и места нередко расходились в том, что именно считать насущной потребностью. Центр старался настаивать на своей точке зрения путем бронирования определенных сумм за теми или другими учреждениями и тем или иным назначением. Все это почти не связано было с остатками бюджетной ра
боты. Деньги выдавались независимо от того, были ли открыты учреждению кредиты, а открытые кредиты ни в какой мере не обеспечивали получения денег.
Для внесения в это дело некоторого порядка в феврале 1920 г. постановлением Совета Народных Комиссаров учреждена была "Особая междуведомственная комиссия по распределению денежных знаков" из представителей Народных комиссариатов по военным делам, продовольствия, путей сообщения, финансов и Высшего совета народного хозяйства. Представители других ведомств получили только право совещательного голоса. Э.С. Милейковский в своем исследовании об "организации и работе эмиссионных аппаратов" (в сборнике "Наше денежное обращение". М., 1926 г.) описывает первые шаги этой комиссии в следующих словах: "Так как сумма заявок четырех ударных ведомств более чем вдвое превышала заготовленные Госзнаком денежные знаки (13 575 млн рублей и 6460 млн рублей), совещание, в котором представители других ведомств не участвовали, постановило распределить всю сумму между представленными в нем ведомствами. Однако на втором заседании, состоявшемся неделю спустя, выяснилось, что Нар- комфином были удовлетворены заявки лишь наполовину, а другая часть денежных знаков была распределена между другими ведомствами и отдельными районами. Вместе с тем Наркомфином было предложено установить распределение комиссией лишь 40% всей выработки; остальные 60% - по мысли Наркомфина - должны были рассылаться им самостоятельно, так как в противном случае оставались бы без удовлетворения многие важные государственные нужды и отдельные районы. Комиссией это предложение было отклонено и за Наркомфином для самостоятельного распределения было оставлено лишь 25%" (с.51). Летом 1920 г. компетенция Наркомфина в этом деле была расширена тем, что комиссия превращена была в совещательный орган при нем (постановление второй сессии ВЦИК, в июне 1920 г.). Однако на практике установился такой порядок: комиссия заседала раз в месяц и рассматривала месячный план; центральные органы каждого ведомства защищали в Комиссии интересы всего ведомства; в случае протеста какого-либо ведомства - а такие случаи составляли общее правило месячный план поступал на утверждение в Совет Народных Комиссаров; от 1/4 до 1/3 всех денежных знаков поступало в так называемый окраинный фонд и распределялось Наркомфином самостоятельно. Материалы для Междуведомственной комиссии подготовлял Отдел денежных и расчетных знаков (бывший Отдел кредитных билетов Государственного банка). "В поисках хотя бы какого-либо формального основания для распределения денежных знаков,- пишет Э. С. Милейковский в указанном очерке,- в конце 1920 г. была произведена попытка установить предварительную проверку поступавших местных заявок, путем командирования в центральные органы ведомств сотрудников Отдела денежных и расчетных знаков, которым поручалось на основании документов, материалов и проч. проверить заявленную ведомством сумму. Ставя себе совершенно неосуществимую задачу - проверить в день- два в условиях полного хаоса в отчетности и в материалах действительную потребность в денежных знаках целого Наркомата,- эта попытка
заранее обречена была на неуспех, и после двукратного ее применения от нее пришлось отказаться" (там же, с.52).
"Эмиссионный аппарат" перешел в руки Советской власти через несколько дней после октябрьского переворота. Овладение им носило довольно бурный характер. Д. Рязанов рассказывал о нем на первом Всероссийском съезде Советов народного хозяйства в следующих словах: "Будущий историк вспомнит то знаменитое совещание представителей отдельных полков, где тов. Троцкий предлагал достать первые 10 миллионов в Государственном банке путем посылки представителей от каждой роты. Если товарищам будет интересно, они в "Известиях" и тогдашних газетах найдут подробное изложение этого первого похода при музыке от всех гвардейских и негвардейских полков"... (Труды I Всероссийского съезда Советов народного хозяйства 26/V- 4/VI1918. М., 1918, с.150). Результатом первого распоряжения об отпуске денег нового революционного правительства был конфликт с управляющими и служащими, а результатом конфликта было назначение комиссара Государственного банка на правах управляющего. После этого эмиссия бумажных денег производилась без оформления ее общими правительственными распоряжениями о разрешении дополнительных выпусков бумажных денег. Так продолжалось год. Декрет 26 октября 1918 г. расширил затем эмиссионное право до 33,5 млн рублей, санкционировав задним числом произведенные уже выпуски, а вскоре после этого декрет Совета Народных Комиссаров от 15 мая 1919 г. отменил всякие формальные ограничения и предоставил финансовому ведомству право выпускать бумажные деньги "сверх установленной декретом от 26 октября 1918 г. нормы в пределах действительной потребности народного хозяйства в денежных знаках".
Мы видели выше, что количество бумажных денег в обращении составляло на 1 июля 1914 г., т.е. накануне мировой войны, 1630,4 млн рублей, что на 1 марта 1917 г. оно достигло 10 044,0 млн рублей и на
- ноября 1917 г. - 19 577,9 млн рублей. До февральской революции на финансирование войны было выпущено около 8,5 млрд рублей. Временное правительство за восьмимесячное свое существование прибавило к этой сумме еще около 9,5 млрд. После этого выпуск денег перешел в руки Советской власти и за первые четыре года ее существования он дал следующие результаты:
Мы кончаем эту таблицу летними месяцами 1921 г. потому, что с этого времени наметились новые явления в области денежного обращения в связи с переходом к новой экономической политике. За время от октябрьского переворота до этого периода размеры денежного обращения возросли более чем в сто раз.
Возрастание шло в прогрессирующем темпе. Количество денежных знаков в обращении увеличилось в среднем за месяц ("месячный
темп эмиссии") в 1918 г. на 6,9%, в 1919 г. на 11,5%, в 1920 г. на 14,7%. Люди жили тогда еще во власти иных представлений о денежном обращении, чем те, которые установились впоследствии, и этот темп эмиссии казался огромным. В дальнейшем развитии денежной системы он был превзойден во много раз.
Однако и этот темп эмиссии, сократившийся даже в первой половине 1921 г. по сравнению с 1920 г., благодаря усиливавшейся натурализации хозяйства, приводил к такому подъему цен, который превосходил рост количества денежных знаков в обращении. Если денежная масса увеличилась за рассматриваемые 42 месяца примерно в 100 раз, то цены возросли за тот же период времени в 8000 раз (по всероссийскому индексу статистики труда), причем по полугодиям сопоставление роста денежной массы и роста цен дает следующую картину:
Превышение роста цен над ростом денежной массы имело место не каждый месяц, но в целом оно характеризует весь тот период. Причины его вполне понятны. Торговый оборот сжимался, и новые денежные знаки, попадая как бы в суживающийся крут, должны были все более тесниться в этом сокращающемся пространстве. Если процесс этот не развивался непрерывно, то это находилось в зависимости, с одной стороны, от сезонных сжатий и расширений оборота, в силу которых летние месяцы и осенние, с июля по октябрь, были обычно наиболее благоприятны для эмиссии, а с другой стороны, от изменений территории, на которой имел хождение советский денежный знак в связи с ходом гражданской войны. Поэтому 1919 г. характеризуется огромным ростом цен сравнительно с темпом эмиссии, ибо в этом году территория, находящаяся в распоряжении Советской власти, подвергается наибольшему сокращению. В местностях, оторванных от центра, возникает множество самостоятельных систем денежного обращения. В
- г. в результате побед Красной Армии хождение "совзнаков" расширяется, и во втором полугодии 1920 г. новые выпуски денежных знаков размещаются сравнительно безболезненно. Крупный поворот к худшему обнаруживают цифры, относящиеся к первой половине
- г.; тут сказывается влияние основного процесса, происходившего в течение всего рассматриваемого периода - процесса сознательного сокращения при помощи мероприятий экономической политики сферы денежного хозяйства.
также от того, в какой мере этот денежный оборот обслуживается суррогатами денег - кредитными документами разного рода, - и от быстроты циркулирования денег. Если первое обстоятельство с ликвидацией кредитных учреждений утратило у нас всякое значение, то второй фактор играл очень большую роль. Тем не менее реальная ценность денежной массы является лучшим показателем, которым мы можем пользоваться в этом отношении. Эта реальная ценность всех денежных знаков, находившихся в обращении, составляла при вычислении ее по всероссийскому индексу статистики труда:
На
Падение ее к середине 1921 г. стало столь значительно, что задача ликвидации денежного хозяйства была почти разрешена. Вполне понятно, что в этой обстановке систематически падала и та сумма реальных ценностей, которые государственное казначейство ежемесячно извлекало из эмиссии денежных знаков. Она составляла в индексных рублях (по индексу статистики труда) в среднем за:
Низшая цифра приходится на июнь 1921 г., когда эмиссия дала Государственному казначейству всего 3149,5 тыс. рублей. Если бы вычесть из этой ничтожной суммы расходы по изготовлению денежных знаков, по содержанию всего казначейского аппарата и принять во внимание ценность денег не в тот момент, когда они выпускались отделом денежных и расчетных знаков, а в те моменты, когда деньги поступали на рынок, то оказалось бы, что для государства игра действительно не стоила свечей. Таково и было убеждение значительного числа руководителей экономической политики накануне перехода ее на новые рельсы.
Острый недостаток в деньгах и технические затруднения в изготовлении новых знаков заставили прежде всего ввести в обращение облигации "займа свободы", выпущенного еще временным правительством. К сожалению, были допущены "наравне с кредитными билетами” облигации достоинством не свыше 100 рублей (декрет СНК от 16 февраля
- г.). Затем допущены были к хождению по той же причине купоны всех государственных процентных бумаг сроком по 1 декабря 1917 г.,
(объявление Народного банка от 3 марта 1918 г.). Были приравнены к кредитным билетам и серии Государственного казначейства (циркуляр Народного банка от 9 мая 1918 г.)- Денег новых образцов в 1918 г. выпущено не было.
В 1920 г. выпущены были снова расчетные знаки достоинством в
- 3, 5, 10, 25, 50, 100, 250, 500, 1000, 5000 и 10 000 рублей (декреты СНК от 4 марта и 27 ноября 1920 г.).
Так как при выпуске новых денежных знаков прежние бумажные знаки оставались в обращении, то (после деноминации 1922 года) наше денежное обращение представляло картину необыкновенной пестроты, несмотря на отмирание мелких купюр, утративших всякую покупательную силу.
Не считая облигаций, купонов и серий Государственного казначейства, в обращении формально находилось 78 различных образцов денежных знаков (обязательства имели хождение повсеместно на тех же основаниях, как и кредитные билеты, расчетные знаки и денежные знаки). В действительности число образцов в обращении было, разумеется, значительно меньше. Не только дореволюционные казначейские знаки, но и знаки достоинством в тысячи рублей утратили всякую покупательную силу. В середине 1922 г. рубль был обесценен приблизительно в 5-6 млн раз и, следовательно, купюра в 50 000 рублей (или
- рублей образца 1922 г.) имела покупательную силу довоенной копей-
- г. (декрет СНК от 28 июня 1922 г.) все денежные знаки дореволюционного времени, периода Временного правительства и эпохи военного коммунизма были изъяты из обращения.
Реальная ценность месячной эмиссии, составлявшая еще в 1918 г. несколько десятков миллионов золотых рублей в месяц (по индексу статистики труда), превышавшая еще в среднем за месяц 1919 г. 18 млн золотых рублей, уже едва достигавшая 10 млн в 1920 г., упала в первое полугодие 1921 г. до нескольких млн рублей. Это были цифры совершенно ничтожные и указывавшие на отмирание денежного хозяйства. До начала 1921 г. такое его отмирание и составляло прямую задачу экономической политики. Советская власть строила хозяйственную систему, в которой деньги в старом смысле слова не были нужны, и после некоторых колебаний она стала прямо ориентироваться на отмену денег.
Уже второй Всероссийский съезд Советов народного хозяйства, заседавший в Москве в последних числах декабря 1918 г., подошел вплотную к формулированию новой идеологии в следующих словах: "Развитие социалистического переустройства в области экономической жизни требует отрешения от прежних капиталистических отношений в производстве и устранения в конечном итоге всякого влияния денег на соглашения хозяйственных элементов. Искоренение частных финансовых учреждений, концентрация основных отраслей производства в руках государства и сосредоточение распределения в ведении государственных органов являются достаточным основанием для последовательного устранения в хозяйственной жизни денежного обращения в тех размерах, в каких оно было до сих пор".
Принципиально еще определенней высказывается программа Российской Коммунистической партии, принятая восьмым съездом в марте 1919 г. "В первое время перехода от капитализма к коммунизму,- гласит § 15 ее,- пока еще не организовано полностью коммунистическое производство и распределение продуктов, уничтожение денег представляется невозможным. При таком положении буржуазные элементы населения продолжают использовать остающиеся в частной собственности денежные знаки в целях спекуляции, наживы и ограбления трудящихся. Опираясь на национализацию банков, Российская Коммунистическая партия стремится к проведению ряда мер, расширяющих область безденежного расчета и подготовляющих почву к уничтожению денег"...
В 1920 г. один из видных вдохновителей экономической политики этой эпохи Ю. Ларин оценивал состояние денежного хозяйства страны и перспективы его развития в следующих словах: "Постоянное умирание денег нарастает по мере роста организованности советского хозяй-
сТва... Деньги как единое мерило ценности не существуют вовсе. Деньги как средство обращения могут быть упразднены уже в значительной степени... Деньги как средство платежа окончат свое существование, когда советское государство... избавит (рабочих) от необходимости бегать по сухаревкам. И то и другое находится в пределах нашего предвидения и практически разрешится в ближайшие же годы. А тогда деньги потеряют свое значение, как сокровище, и останутся только тем, что они есть в действительности: цветной бумагой" ("Деньги", "Экономическая жизнь", 7 ноября 1920 г., № 250).
В последние годы финансовое законодательство и административная практика последовательно работают в указанном направлении.
Проблема заключалась, как тогда считали, прежде всего в том, чтобы заменить платежи наличными деньгами, так называемыми безденежными расчетами, т.е. бухгалтерскими записями в книгах на основании тех или других документов: чеков, оборотных ассигновок и т. п. В этой области приходилось справляться лишь с техническими затруднениями, вызванными тем, что задачу нужно было разрешать в очень широком масштабе и в условиях крайне расшатанного счетоводства всех предприятий и постоянной их реорганизации. Но самая практика безденежных расчетов была хорошо знакома и капиталистическому хозяйству; речь шла лишь об использовании и приспособлении к новой обстановке известных уже методов и образцов.
Декрет Совета Народных Комиссаров от 2 мая 1918 г. потребовал, чтобы все денежные средства, находившиеся в заведовании и на хранении советских учреждений или должностных лиц, вносились в кассы Народного банка или Государственного казначейства и чтобы все платежи производились только по ассигновкам и чекам. Разрешалось держать в кассе лишь авансы, отпускаемые на мелкие операционные или командировочные расходы. Постановление Высшего совета народного хозяйства от 30 августа 1918 г. требовало, чтобы все национализированные предприятия сдавали продукты своего производства на учет соответствующим центрам, главным комитетам или отделам и получали от последних все необходимые материалы и сырье, с тем чтобы "расчет за сданные и полученные таким образом продукты производился бухгалтерскими записями, без участия денежных знаков". Бухгалтерскими же записями должны были производиться и расплаты со всеми потребителями - советскими организациями и учреждениями. Декрет СНК от 23 января 1919 г. устанавливал определенный порядок расчетных операций между национализированными, муниципализированными и находящимися под их контролем (на учете) учреждениями Высшего совета народного хозяйства, Народного комиссариата продовольствия и провинциальных советов народного хозяйства, а также между промышленными и торговыми предприятиями: все взаимные расчеты должны были производиться "бухгалтерским способом без участия денежных знаков". Декретом 6 января 1920 г. эти постановления были распространены на кооперацию. Декрет СНК от 25 июля 1920 г. о реквизициях и конфискациях устанавливал, что всякие суммы наличных денежных средств, хранящиеся у частных лиц и превышающие в общей сложности двадцатикратную минимальную тарифную ставку данной мест
ности на одно лицо (независимо от образцов денег), подлежат принудительному внесению на текущие счета владельцев в государственные кассы.
Далее были приняты меры к разрыву связей между государственным и внегосударственным хозяйством - тех связей, которые обслуживались наличными деньгами. Обращение к частным поставщикам для покупки каких бы то ни было товаров разрешалось советскими учреждениями и государственными предприятиями только в случае невозможности получить их у соответствующих советских учреждений, производящих или распределяющих эти товары, и обставлено было рядом формальных ограничений. Декретом Совет Народных Комиссаров от
- июля 1920 г. приобретение товаров советскими учреждениями и предприятиями у частных поставщиков было еще более стеснено. Задача декрета была по возможности покончить с вольным рынком. Декрет гласил, что все советские и общественные учреждения, предприятия и организации, нуждающиеся в каких бы то ни было предметах, обязаны для получения их обращаться в соответствующие распределительные советские учреждения. Всякая покупка изделий, материалов, продуктов и т. п. непосредственно на вольном рынке этим учреждениям и предприятиям запрещалась. Она разрешалась лишь советским учреждениям и кооперативным организациям, входившим в состав общегосударственного заготовительного аппарата, притом только тех предметов, заготовка коих была возложена на данное учреждение и по ценам, установленным особой оценочной комиссией при Рабоче-крестьянской инспекции.
Резолюция второй сессии ВЦИК (18 июня 1920 г. по докладу Народного комиссариата финансов всецело проникнута идеей уничтожения денежной системы и ставит соответствующие требования комиссариатам. "Признавая деятельность Народного комиссариата финансов, выразившуюся: 1) в проведении такого упрощения аппарата Нарком- фина в центре и на местах, которое делает возможным превращение его в центральную бухгалтерию пролетарского государства; 2) в содействии проведению сметного принципа для превращения прежнего государственного бюджета в бюджет единого хозяйства РСФСР в целом, и 3) в стремлении к установлению безденежных расчетов для уничтожения денежной системы - в общем соответствующей основным задачам хозяйственного и административного развития РСФСР", ВЦИК поручал принять действительные меры к дальнейшему проведению в жизнь намеченной системы хозяйственного управления.
С уничтожением денег нужно было найти новые методы для разрешения трех хозяйственных проблем. Во-первых, метод распределения. Он был найден в том, что государственная власть назначала содержание пайка, основываясь на тех соображениях, о коих речь шла выше. Во-вторых, метод учета всего того, что имелось, производилось и распределялось в государственном хозяйстве. Предполагалось, что эта за
дача может быть разрешена всеобщим натуральным учетом. Государственный бюджет в едином государственном хозяйстве должен был охватить все производство и все распределение и "в результате материализации" сделаться "не чем иным, как планом распределения всех вещественных и личных элементов государственного хозяйства по отдельным отраслям" (К.Ф. Шмелев, "Основные проблемы учета в государственном хозяйстве пролетариата", сборник "Денежное обращение и кредит в России и за границей". Т.1. М., 1922, с.373). Разрешить практически эту задачу было очень мудрено, и попытки в этом направлении в период гражданской войны и страшнейшего хозяйственного развала были слишком слабы для того, чтобы на них стоило останавливаться. Что касается третьей проблемы, то она заключалась в замене ценностного измерения каким-либо иным принципом, который позволил бы судить о степени успешности хозяйственной работы. Эта проблема представляет значительный теоретический интерес, и мы рассмотрим ее в отдельной главе.
В заключение этой главы следует сказать несколько слов о лажах, о валютной политике и о судьбах золотого фонда. Источники становятся скудными и отрывочными, когда мы переходим к этим вопросам.
Прежде всего надо отметить, что существовал лаж на царские кредитные билеты и на "керенки", т.е. имела место различная оценка разных образцов. Мы увидим дальше, что местами (в Средней Азии) существовала даже различная расценка разных образцов советских денежных знаков. Впрочем, последнее обстоятельство вызвано было специфическими особенностями денежного обращения революционного периода в Туркестане и в Бухаре, а лаж на "царские" и "керенские" деньги существовал в течение нескольких лет повсеместно. На первых порах он обусловлен был мотивами политического порядка, т.е. неуверенностью в прочности Советской власти. Но главным обстоятельством, влиявшим на самое существование и на высоту курса, было хождение кредитных билетов старых образцов в зарубежных государствах, выделившихся на западе из бывшей империи и имевших общее с нею денежное обращение: в Эстонии, Латвии, Литве и Польше. До тех пор пока все эти государства не создали своих собственных денежных систем, русские рубли до октябрьских образцов имели в них хождение. Старые рубли в качестве денег окраинных государств котировались даже на некоторых иностранных биржах. В Советской России на них существовал спрос со стороны реэмигрантов и жителей приграничной полосы. Вследствие их повышенного курса на них возникал еще дополнительный спрос, как на орудие сбережения, казавшееся сравнительно надежным; впрочем, лица, сберегавшие бумажные деньги старых образцов, обманулись в своих надеждах, ибо к 1921 - 1922 гг. эти внутренние лажи уже исчезли (ср. 3. С. Каценеленбаум, "Денежное обращение России 1914 - 1924". М., 1924, с.76 и след.).
В области законодательства о драгоценных металлах и иностранной валюте установлены были следующие положения. Декрет 25 июля
- г. о спекуляции воспретил под страхом лишения свободы на срок не ниже 10 лет, соединенного с принудительными работами и конфискацией всего имущества, скупку и хранение платины, серебра и золота в сыром виде, в слитках или в монете. Постановление Народного комиссариате финансов от 3 октября 1918 г. обязывало впредь сдавать иностранную валюту Кредитной канцелярии по установленным ею курсам. Вывоз валюты за границу обусловливался получением специального разрешения от НКФ.
К сожалению, нет также сведений о том, каковы были курсы золо- тых монет и иностранных банкнот. Можно только утверждать с полной уверенностью, что в центральных районах, т.е. там, где Советская власть существовала всего дольше и была наиболее прочна, эти курсы были очень низки по сравнению с ценами отдельных товаров и с средним уровнем товарных цен. Сколько-нибудь надежный материал о цене золотой монеты дореволюционной чеканки имеется лишь с 1921 г., когда Народный комиссариат финансов стал скупать ее через свои местные органы. Есть также данные о цене десятирублевой монеты в
- г., помещенные в "Бюллетене" Конъюнктурного института, но собранные не Конъюнктурным институтом. Происхождение этих данных неизвестно, и к ним надо относиться с большой осторожностью. Все эти сведения перепечатаны в сборнике "Наше денежное обращение", с.227, и мы сопоставляем их ниже с индексами товарных цен за те же месяцы (см. с.82).
совершенно особым причинам, не имевши м отношения к ценности золота. Соотношения 1920 г., вероятно, были недалеки от тех, которые существовали в 1919 и в 1918 гг. Нет, по крайней мере, оснований предполагать, чтобы дело обстояло иначе, и это подтверждается теми цифрами, которые приведены у JI. К. Солдатова ("Революция ценности золота на мировом рынке и в России". М., 1924, с.79) и которые мы не воспроизводим, потому что нам не известно их происхождение.
| | Ср.-мес. московские вольные курсы золотой однорублевой монеты | Индекс товарных цен статистики труда (среднее между инд. на 1-е число данного и след.месяца) | Цена десятирублевой монеты в индексных рублях |
|
| Январь | 1920 г. | 12 000 | 2755 | 4,36 |
| Апрель | 1920 г. | 17 000 | 5275 | 3,22 |
| Июль | 1920 г. | 20 000 | 8605 | 2,32 |
| Октябрь 1920 г. | 35 000 | 10 060 | 3,48 |
|
| Январь | 1921 г. | 95 000 | 19 200 | 4,95 |
| Апрель | 1921 г. | 115 000 | 39 200 | 2,93 |
| Июль | 1921 г. | 177 000 | 80 500 | 2,20 |
| Октябрь | 1921 г. | 407 000 | 88 700 | 4,59 |
Что показывает приведенный выше ряд цифр?
В движении ценности золота (в сравнении с движением цен товаров) наблюдаются сезонные колебания. Золото дешевеет от января к июлю и затем дорожает от июля к январю. Одно и то же движение повторяется в 1920 ив 1921 г.
В эту эпоху золото - не деньги, а товар и не трудно объяснить, почему наблюдаются указанные колебания в относительной цене этого товара. Золото дорожает от июля к январю, во-первых, потому, что после уборки урожая положение на товарном рынке становится более легким, и, во-вторых, потому, что в этот период со стороны крестьян и мешочников, вероятно, усиливается спрос на металлическую монету, как на орудие сбережения. Обратный процесс совершается с января, когда запасы хлеба становятся все более скудными, до момента уборки урожая. Золото очень упало в цене в июле 1921 г., вероятно, потому, что накануне жестокого неурожая положение хлебного рынка было крайне напряженным и весьма возможно, что крестьяне, бросавшие родные места и пускавшиеся странствовать в поисках пропитания, продавали в это время немало "десяток", прикопленных на черный день. Цена золота очень поднялась к осени и зиме 1921 г., несмотрянато что год был голодным, потому что к этому времени появился уже значительный городской "нэпманский" спрос. Нам думается, что описанные условия - сезонные колебания в связи с состоянием сельскохозяйственного рынка для эпохи военного коммунизма; появление нового накопления с переходом к новой экономической политике - были основными моментами, определявшими оценку золота. Однако не исключено, что догадка JI.K. Солдатова о некотором влиянии германского золотого рынка на российский имеет основания. JI. К. Солдатов отмечает резкое повышение относительной цены золота в Германии к зиме 1920 г. и затем снова к зиме 1921 г. под влиянием местных политических условий. Возможно, что через контра
бандную торговлю эти явления центральной Европы влияли на расценку золота сперва на советских окраинах, а затем во всей стране; это тем более возможно, что рынок такого портативного товара как золото мог быть чувствителен ко всем внешним воздействиям, даже в условиях изолированности советских республик.
Общая картина движения золотых запасов в эпоху военного коммунизма достаточно ясна, хотя в материалах имеются некоторые расхождения цифр. Отдельные элементы этой картины известны русскому читателю из работ 3. С. Каценеленбаума ("Учение о деньгах и кредите".
Ч.1. 1922 г., с.230), Н. Н. Любимова ("СССР и Франция". 1926, с.41) и А. И. Погребецкого ("Денежное обращение и денежные знаки Дальнего Востока за период войны и революции 1914 - 1924". 1924 г.). В последующем изложении мы опираемся преимущественно на данные той статьи В. Новицкого, которую мы уже цитировали во "введении", и на материалы Наркомфина.
Мы видели во "введении", что золотой запас внутри страны составлял к моменту Октябрьской революции 1101 млн рублей. По военным соображениям, дореволюционное правительство эвакуировало часть его в Саратов и Самару. Затем уже при Советской власти в связи с начавшимся движением чехо-словацких войск, золото было переброшено из Саратова и Самары в Казань. Судьба этого "казанского золота" и оказалась в дальнейшем наиболее сложной. Оно было захвачено белыми, возвращено в Самару, затем перевезено в Уфу и отсюда направлено в Омск. Это золото послужило одним из основных источников покрытия расходов правительства Колчака. Часть этого же золота попала в руки атамана Семенова. Кое-что было разграблено во время передвижения при крушении поезда, содержавшего золотой транспорт, в
- г. Тогда же уцелевшая часть транспорта перешла в Нижнеудинске под охрану чехо-словацких войск и находилась некоторое время в их фактическом обладании. Некоторые суммы, не израсходованные правительством Колчака и не вывезенные им за границу, были обращены на покрытие расходов дальневосточных правительств уже после падения колчаковского правительства. С округлением, неизбежным вследствие расхождения имеющихся данных, сумма золота, вывезенного из Казани на восток, может быть принята в 650 млн рублей. В центре оставалось по этому расчету 1101 млн минус 650 млн, т.е. 451 млн рублей.
бирское же правительство располагало новой добровольческой армией. Первая из этих двух групп находилась в очень затруднительном положении, вследствие отсутствия у нее хороших войск, так как к этому времени остатки народной армии были уже окончательно деморализованы. С другой стороны, финансовое положение Сибирского правительства было критическим и у него было только одно средство приобрести реальную финансовую силу: получить золотой запас. Под влиянием наступления большевиков Народное правительство (Учредительное собрание) решило переехать из Уфы в Челябинск, увезти с собой золотой запас и продолжать переговоры с Сибирским правительством. Но затем произошли события, которых члены Учредительного собрания не предвидели. Когда поезд с народными представителями прибыл в Челябинск, члены Учредительного собрания отправились на поиски места хранения для золота, и они остановились, как на подходящем помещении, на элеваторах Государственного банка. Но, возвратившись на станцию, они уже не нашли на ней поездов, погруженных золотом, так как последние, по приказу, происхождение которого выяснить не удалось, отправлены были в Омск, куда они беспрепятственно и прибыли. Эта хитрость Сибирского правительства лишила Народное правительство самого крупного козыря в его переговорах с Сибирским правительством. Действительно, захват золота быстро привел к осязаемым результатам, а именно к образованию "Директории" на основе коалиции обоих правительств. Как известно, “Директория” просуществовала недолго и была заменена верховным правительством адмирала Колчака"(W.Novitsky, "LeStockd"ordelaRussie" в сборнике "LadettepubliquedelaRussie". Paris, 1924, pages 215, 216).
Из Омска было отправлено во Владивосток золота по данным Новицкого на 279 млн рублей, а по данным Приморской рабоче-крестьян- ской инспекции и Иркутского губфинотдела 233 млн плюс еще около 2000 пудов серебристого золота и золотистого серебра, самородков и других разновидностей. Если принять во внимание вероятную ценность этих 2000 пудов, то между данными Новицкого и советскими сведениями разница не очень велика. Из этих сумм правительство Колчака продало во Францию, в Англию и в Японию через различные восточные банки металла на 68,3 млн рублей и депонировало сверх этого за границей 126,8 млн рублей, что составляет всего 195 млн рублей - таковы данные Новицкого. По данным же иркутских и приморских советских учреждений, продано было от 2733 пудов (данные Приморской РКИ), до 3232 пудов (данные Иркутского губфинотдела) и депонировано от 6359 пудов (приморские данные) до 5637 пудов (иркутские данные), т.е. всего от 9092 пудов до 8869 пудов золота. Первый итог дает сумму в 191 млн рублей, не очень далекую от цифры Новицкого. Другая часть золота, направленного во Владивосток, была захвачена атаманом Семеновым, и она определяется в 42 млн рублей. Третья часть, остающаяся за вычетом из 279 млн (по цифре Новицкого) или 233 млн рублей плюс 2000 пудов (по советским данным) расхода Колчака (191 - 195 млн) и захвата Семенова (42) была перевезена позднее в Благовещенск, как место наиболее безопасное для ее хранения. Она могла составить по этим данным 42 - 46 млн рублей (по данным, приведенным у
А. И. Погребецкого (с. 109 и след.), она была даже больше и составляла 50 млн). Она и образовала тот "неприкосновенный запас", на котором базировали свои валютные мероприятия и денежные реформы владивостокские власти уже после падения колчаковского правительства (см. ниже гл. IV). Она была израсходована частью во Владивостоке, частью в Благовещенске, частью в других местах Дальнего Востока и помогла преодолевать финансовые затруднения до советизации Дальнего Востока в те моменты, когда местные власти не могли уже опираться на эмиссию бумажных денег.
"Казанский запас", за исключением золота, отправленного во Владивосток, оставался в Омске до ноября 1919 г. Этот остаток был погружен, по описанию В. Новицкого, “в течение десяти дней от 28 октября до 8 ноября в специальный поезд в составе сорока вагонов. Поезда адмирала Колчака под литерами А, Б, В, Г, Д и блиндированный поезд отправились из Омска днем 12 и ночью 12 и 13 ноября. Омск был занят вечером 15 ноября. Адмирал Колчак покинул Омск в поезде Б, а в поездах А, В, Г, Д находились генеральный штаб, канцелярия и гвардия. На станции Татарская поезд Б столкнулся с поездом, в котором находилось золото, и возник пожар, который разрушил 8 вагонов. 80 человек из гвардии были убиты и 30 ранены. Несколько ящиков золота были потеряны, и после погрузки остальных в другие вагоны поезда прибыли в Ново-Николаевск, где они остались до 4 декабря, когда после ряда инцидентов удалось отправить поезда дальше на восток. Чехи, которые до этого времени завладели всеми паровозами для эвакуации своих войск, отказались предоставить адмиралу Колчаку те 7 паровозов, которые были ему необходимы. Они уступили только вследствие вмешательства представителей иностранных держав и под давлением генерала Сировуа. В это время линия была занята, и в течение 24 часов можно было пропускать только два поезда. Поэтому 4 поезда адмирала Колчака сумели дойти только до Красноярска и лишь 2 - тот, в котором находился адмирал Колчак, и тот, в котором перевозилось золото,- достигли Нижне-Удинска. На этой станции произошли события, которые всем известны: адмирал Колчак покинул свой поезд и транспорт с золотом... С того момента, когда поезд с золотом остался в Ни- жне-Удинске, дальнейшая судьба золотого запаса не может быть уже установлена с той же степенью точности и вся ответственность за его сохранность ложится на чехо-словаков. На основании перемирия, заключенного между большевиками и чехами в конце января 1920 г., золото было передано представителям большевиков. Эта передача была условием свободного прохода чешских войск на восток" (В. Новицкий, с.218, 219, 220).
Из всего "казанского запаса" советскому правительству удалось получить обратно 409 млн рублей (по данным Иркутского финансового отдела, очень близким к данным В. Новицкого). Сверх казанского золота имелось еще около 451 млн (остаток на конец 1917 г.; 1101 млн минус казанское золото - около 650 млн) и сумма составляет, таким образом, 860 млн. Однако из этого фонда пришлось произвести один крупный расход. По дополнительному к Брестскому договору русско-
германскому финансовому соглашению от 27 августа 1918 г. Германия должна была получить пятью взносами около 320 млн рублей. Германская революция привела к аннулированию Брестского договора, но 121 млн рублей были уже выданы к этому времени и перешли затем к Франции и Англии на основании Версальского мира (см. Н. Н. Любимова, с.41). За вычетом этой суммы золотой запас составлял 739 млн. Это и была сумма, сохранившаяся ко времени окончания гражданской войны.
Как известно, внешняя торговля Советской России, возобновившаяся в 1920 г., носила на первых порах исключительно пассивный характер. Потребности страны, опустошенной гражданской войной и постигшим ее в 1921 г. неурожаем, были огромны, и товарами для вывоза она, естественно, не располагала. В последний год эпохи военного коммунизма и в первое время после перехода к новой экономической политике пришлось поэтому производить за границей очень большие расходы, на которые была обращена часть золотого фонда; может быть, кроме объективной необходимости крупных затрат, на первых порах известную роль сыграло еще и то обстоятельство, что в 1920/21 г., при господстве идеологии безденежного хозяйства, преуменыыилось значение золотого запаса. Другая часть золотого фонда оставалась в следующие годы в качестве особого государственного резерва в администрировании Народного комиссариата финансов. Довольно крупные суммы из нее в разные сроки переданы были Государственному банку, учрежденному в 1921 г. Со временем основное значение в качестве обеспечения новой эмиссии и в качестве фонда для производства иностранных платежей приобрел валютный и золотой запас Государственного банка и в последующих главах мы будем уже останавливаться только на нем.
7 ноября 1917 г. в шесть часов утра, по предписанию Петроградского Военно-революционного комитета, вооруженные моряки Гвардейского флотского экипажа, не встретив никакого сопротивления, заняли здание Государственного банка. Днем представители новой власти потребовали у Банка денег. В ответ руководство Государственного банка дало указание прекратить обслуживание клиентов. 12 ноября Государственному банку было предъявлено требование об открытии в Петроградской конторе текущего счета на имя СНК и представлены образцы подписей В. И. Ленина и временного заместителя наркома финансов В.Р.Менжинского. Но служащие Банка продолжали осуществлять операции на основании финансовых документов, оформленных Министерством финансов. Даже однодневный арест Управляющего Банком И.П.Шипова не заставил их изменить свою позицию. С 8 ноября по 23 ноября 1917 г. Государственный банк клиентов не обслуживал, но в течение этого времени он продолжал осуществлять свою основную функцию - эмиссионную. В обращение было выпущено 610 млн. руб. и 459 млн. рублей выслано в конторы и отделения Банка.
В декабре 1917 г. началась реорганизация кредитной системы страны. 8 декабря 1917 г. был принят Декрет СНК "Об упразднении Дворянского земельного банка и Крестьянского поземельного банка". Находившиеся в собственности этих кредитных организаций земля, инвентарь и городская недвижимость передавались крестьянам, организуемым в это время совхозам и местным органам Советской власти.
Одним из вопросов теории и практики социалистического строительства, который в общих чертах был решен В.И. Лениным еще до Октябрьской революции, был вопрос о роли товарно-денежных отношений и путях их использования в народном хозяйстве при диктатуре пролетариата.
Первым шагом Советской власти в области денежного обращения явился декрет от 14 декабря 1917 г. "О национализации частных банков".
Национализация банковской системы означала не только переход ее в распоряжение государства и централизацию управления, но и быстрое отмирание прежних функций банков. Сохранилась и выполнялась лишь одна -- выпуск кредитных билетов, но с национализацией она приобрела совершенно иной характер. Дело даже не в том, что она стала по своему существу чисто казначейской, важно то, что идеология денежной политики, проводимой Советской властью в первые годы, основывалась на "отрешении от прежних капиталистических взаимоотношений в производстве и устранении в конечном итоге всякого влияния денег на соотношение хозяйственных элементов".
Вопрос о том, какими должны быть деньги при социализме, впервые возник весной 1918 г., когда стала очевидной неспособность старой формы обращения решать новые задачи. Однако у Советской власти не было строгого плана нового денежного обращения. В период гражданской войны отношение к деньгам менялось несколько раз. На первом этапе считалось, что для переходного периода деньги необходимо сохранить, заменив старые единицы новыми.
К весне 1918 г. в рамках общего плана хозяйственного строительства, принятого I Всероссийским съездом Советов народного хозяйства, была разработана программа восстановления финансового хозяйства страны путем проведения денежной реформы и реорганизации банковского дела. Она предполагала завершение национализации банков, постепенный переход к обязательным и охватывающим все население текущим счетам, самое широкое развитие чекового обращения и переводов, создание общей бухгалтерии всех национализированных предприятий. В рамках утвержденной программы съезд принял решение о замене дореволюционных денег новыми. Летом 1918 г. начался выпуск "нового типа бумажных знаков" под названием "расчетные знаки РСФСР".
Поворотным пунктом в отношении к деньгам стал начавшийся осенью 1918 г. переход организации народного хозяйства на принципы военного коммунизма, продолжавшийся до второй половины 1921 г.
В годы военного коммунизма, когда широкое распространение получила идея о возможности форсированного перехода к социализму-коммунизму, исключение товарно-денежных отношений из народно-хозяйственных связей многие экономисты стали рассматривать как одну из первоочередных задач. Вынужденная хозяйственной разрухой натурализация экономической жизни страны представлялась естественным, закономерным процессом, а это на практике приводило к еще большей натурализации хозяйственных связей, уменьшению роли денег в экономическом обороте и к постепенному их устранению как таковых.
Учитывая особенности хозяйственного положения страны в период военного коммунизма и поставленную практическую задачу ликвидации товарно-денежных отношений в 1919--1920 гг., многие советские экономисты направили свои усилия на разработку вопросов организации безденежного хозяйства. Одна из наиболее актуальных проблем, которую необходимо было решить для полного исключения денег из экономического оборота, состояла в нахождении новой формы хозяйственного учета, не требующей применения стоимостных показателей. Эта задача была тем более настоятельной, что в условиях обесценения денег и расстройства всего финансового хозяйства денежный учет не давал должного эффекта, так как не только не отражал, а нередко и искажал результаты производственной деятельности предприятий. В процессе работы выявились самые различные, подчас противоположные точки зрения.
Следующий этап развития денег связан с переходом к новой экономической политике. НЭП вызвал глубочайшие перемены в хозяйственном механизме. Признание необходимости рынка превратило продукты труда в товары, вступила в свои права категория цены, и руководящим принципом Советской власти в области финансов стало "восстановление денежного обращения на металлической основе (золото)" Первым шагом в этом направлении стало возрождение деятельности Государственного банка РСФСР. Он учреждался с целью способствовать кредитом и прочими банковскими операциями развитию промышленности, сельского хозяйства и товарооборота, а также с целью концентрации денежных оборотов и проведения других мер, направленных на установление правильного денежного обращения. Однако вновь созданный Государственный банк имел ряд специфических черт, отличавших его от государственных банков капиталистических стран. Банк не принимал никакого участия в регулировании денежного обращения, поскольку эмиссию совзнаков осуществлял Наркомфин.
Эмиссионная функция у банка возникла позже, когда он выпустил в обращение банковские билеты, обозначавшиеся в новой золотой денежной единице -- червонце. Червонец содержал в себе 1 золотник -- 78,24 долей чистого золота, что приравнивалось к золотому содержанию прежней российской десятирублевой монеты. Исходя из этого соотношения, Госбанк должен был регулировать курс червонца в иностранной валюте. Какой-либо фиксированной количественной связи между червонцем и совзнаком не устанавливалось.
Обеспечением банкнот служили: -- золото и иностранная устойчивая валюта, акцептированные товарные векселя и легко реализуемые товары государственного сектора. Банковские билеты подлежали размену на золото. Начало размена должно было быть установлено особым правительственным актом, однако он так и не был принят. Одновременно в обращении сохранялись и совдензнаки, причем их количество продолжало расти в связи с дефицитом государственного бюджета, для покрытия которого они печатались.
Завершающим моментом денежной реформы послужил декрет Совнаркома от 5 февраля 1924 г., в соответствии с которым в обращение выпускались казначейские билеты Наркомфина. 10 рублей в казначейских билетах приравнивались к одному червонцу. Таким образом, через золотое содержание червонца рубль де-факто приобрел золотое содержание и стал называться червонным в отличие от рубля, представленного в совзнаках.
Согласно закону общая сумма находившихся в обращении казначейских билетов не должна была превышать половины суммы обращавшихся в стране червонцев. Чуть позже был объявлен фиксированный курс совзнаков в червонцах и начался их выкуп в обмен на казначейские билеты.
В результате денежной реформы 1922--1924 гг. в Советском Союзе сложилась денежная система, своеобразие которой определялось следующими обстоятельствами:
- 1. Денежная система опиралась на взаимодействие двух неразменных видов денег: банкнот и казначейских билетов. Банкноты обеспечивались золотом и имели золотой паритет, однако золотое денежное обращение отсутствовало. Преимущество такой системы состояло в том, что не могло быть недостатка в платежных средствах, и в то же время опасность увеличения бумажных денег нейтрализовывалась регулированием выпуска банкнот.
- 2. Червонец как основа национальной валютной системы предполагал, с одной стороны, взаимосвязь, а с другой - автономию своего валютного курса и внутренней покупательной способности. Внешний курс опирался на монополию внешней торговли и валютные интервенции; внутренняя покупательная способность -- на стабильность цен в обобществленном секторе производства.
Полное разрушение экономической и финансовой системы имперской России после Первой мировой войны и последовавшей Октябрьской революции привели к падению производства, острому дефициту продовольствия и эпидемиям среди населения. Из-за катастрофического сокращения производства среди населения больших городов зимой 1916-1917 гг. начался массовый голод. Эти обстоятельства заставили правительство ввести строжайшую распределительную систему военного коммунизма на фоне спонтанного, неконтролируемого и скрытого товарообмена - бартера. Политика военного коммунизма осуществлялась в условиях подавления гражданских прав и религии, экспроприации частной собственности, жилья, земель, хлеба и других продуктов в то время, как шла непримиримая гражданская война между, с одной стороны, «красными» большевиками и с другой - «белыми», которых поддерживала внешняя военная интервенция после провозглашения большевиками непризнания внешних долгов царского правительства.
Административно была введена так называемая продразверстка, или экспроприация от имени государства в частном секторе продовольствия для перераспределения среди той части населения, которая относилась к рабочему классу, беднякам и другим нуждающимся слоям общества. Однако эта мера достигла весьма непродолжительного ожидаемого результата, так как привела к свертыванию добровольного производства и к огромной по своим масштабам гиперинфляции. Возникший жесткий бартер (без денежных расчетов) и применение распределительных талонов фактически вернули страну назад к докапиталистической бартерной экономике, причем в то же время, в 1918 г. - была введена жесткая государственная монополия на внешнюю торговлю. Это по-существу и явилось начальным этапом строительства «реального» социализма в стране с усилившейся классово непримиримой коммунистической философией ее лидеров.
Был сделан однобокий упор на оживление и модернизацию экономики через две ключевые составляющие - производство и обеспечение электроэнергией и железнодорожный транспорт. В 1920 г. был принят первый план восстановления и развития народного хозяйства на базе электрификации (ГОЭЛРО) на период 10-15 лет. План начал эффективно осуществляться благодаря наличию высококвалифицированных инженерно-научных кадров, которые в отличие от ученых-философов или обществоведов, покидавших страну, были востребованы большевиками. Также еще в 1920 г. была заключена крупнейшая сделка со шведской компанией «НОХАБ» об изготовлении и поставке в Россию 1000 локомотивов в порядке бартерного обмена на официально нс известное и так и нс объявленное количество золота в слитках. В Швеции для выполнения контракта был создан крупнейший консорциум производителей локомотивов.
При исследовании монетарных аспектов экономических преобразований в России после Первой мировой войны, приведших к жестко централизованно планируемой экономике, невольно напрашиваются вопросы, какими же были теоретические аспекты и корни этих реформ. Конец капитализма во всем мире, в соответствии с обшей марксистской доктриной, нашедшей искусственное применение в условиях военного коммунизма, означал бы свертывание товарного производства, а вместе с этим и товарного обмена через посредство инструмента денег в его капиталистическом воплощении. И эта концепция была жестко внедрена в хаотическую и дефицитную послевоенную экономику единственной, очень крупной, но разобщенной страны, находившейся под прессом внутреннего вооруженного конфликта и в войне с иностранной интервенцией, спровоцированной отказом от долгов царского правительства большевиков.
Вышесказанное, однако, не может никак умалять того тщательного и широкого анализа дикого капитализма в России, который был проведен В.И. Лениным в его ранней работе «Развитие капитализма в России» (1899) и в других публикациях, разоблачавших капитализм того времени и сопутствовавшую ему отсталость жизни рабочих и крестьян. Это делалось под сильным влиянием основателя движения марксизма в России Г.В. Плеханова (1856-1918), в кружок которого входил В.И. Ленин.
Г. В. Плеханов был сторонником эволюционного прогресса и впоследствии выступал против Октябрьской революции 1917 г.
Оказавшись не в состоянии эволюционировать в более справедливое общество, страна, ведомая большевистскими лидерами и их пониманием путей возможного выхода из нагрянувшего глубокого кризиса, была вынуждена погрузиться в послевоенную и послереволюционную экономическую и монетарную неразбериху и хаос, где деньги как важный инструмент экономической политики, имевшие столь высокий статус после реформы С.Ю. Витте, почти полностью официально (но продолжая все же работать на «черном рынке») потеряли свое стабильное значение и ценность. В то же время национализация всех банков с целью получения прямого доступа к денежным средствам и к золоту, начиная с Государственного банка России, была произведена насильственно с беспрецедентной быстротой и немедленно, можно сказать, в одночасье, после Октябрьской революции. Прежним квалифицированным работникам банков в категорической форме отдавались приказы о подчинении новому руководящему персоналу из состава советов рабочих и крестьян и его обучении или в случае неповиновения таким распоряжениям - о немедленном увольнении с угрозами жестких репрессий. Так банковская система лишилась многих квалифицированных работников и превратилась по существу в расчетные кассы.
В то время существовали и некоторые другие теоретические обоснования такого развития событий. Австро-немецкие социал- демократы во главе с Отто Бауэром, рассматривали военный коммунизм как необходимую и четко выраженную форму командно- административной системы, при которой деньги не играли бы никакой значимой роли в экономике с жестко сбалансированной распределительной системой, основанной на добровольных стимулах к работе и весьма воинственной коммунистической идеологии.
Идеологи строительства безденежной нерыночной экономики, что было в конце концов подвергнуто острой критике наряду с отменой военного коммунизма, были убеждены в том, что до наступления мировой революции все экономические обмены с западными странами должны осуществляться непосредственно социалистическим государством через уполномоченные органы, которое применяло бы в своих расчетах золото и валютные ценности, приемлемые на внешних рынках. В соответствии с этими положениями в течение первых послереволюционных лет были приняты и реализованы правительственные декреты, направленные на достижение трех главных целей, а именно, на установление абсолютной государственной монополии во внешних экономических отношениях, поставив во главу угла монополию внешней торговли, на ревизию и конфискацию из частного сектора золота и других драгоценностей, на концентрацию всех валютных операций в государственном секторе. Чрезвычайная ситуация гражданской войны, иностранной интервенции, внутренней экономической разрухи и иностранной блокады служили вескими оправданиями в пользу такой модели регулирования внешней торговли, тем более что во время «военного коммунизма» сфера денежных отношений с зарубежными странами существенно сократилась. Годовой экспорт достигал лишь менее 30 млн руб. в довоенных ценах, при том что импорт составлял 350 млн руб., что покрывалось с большими трудностями путем продажи золота . Существовал один единственный путь продажи золота через Ревель на монетное предприятие в Стокгольме, где изготавливались золотые слитки с проставлением штампов Стокгольмского монетного двора, после чего такие слитки поступали на открытый рынок. Государственная монополия внешней торговли, введенная Декретом от 22 апреля 1918 г., оставалась длительное время вплоть до 1990-х годов становым хребтом внешнеэкономической деятельности государства с физическим, в основном, планированием как производства, так и потребления.
В начале 1920-х годов в условиях тяжелейшей экономической ситуации и хаоса, нехватки сырья и топлива доходы от национализированных государственных предприятий покрывали едва ли около 15% бюджетных расходов. Остальная доля государственных расходов покрывалась путем эмиссии бумажных денежных знаков или так называемых совзнаков. «Эмиссия бумажных денег совзнаков - возросла за 1918-1921 гг. с 27,3 до 1168,6 млрд руб.» Цены на открытом рынке «взлетали» в тысячекратных масштабах, что свидетельствовало о гиперинфляции.
Как отмечалось в воспоминаниях министра финансов с 1938 по 1960 г. А.Г. Зверева, будучи еще молодым человеком, он ехал на поезде в одной из центральных областей в России в 1921 г. и купил себе кое-что поесть. Вся еда, состоявшая из стакана чая, куска черного хлеба и шести изюминок, стоила 6 млн совзна- ков (!). Скорость, с которой росли цены, порождала, как это ни парадоксально, если учитывать круглосуточную работу печатных денежных станков, острую нехватку наличных денег. Около 14-15 тыс. рабочих постоянно были заняты на государственных денежно-печатных предприятиях в Москве, Ленинграде, Пензе, Перми и Ростове-на-Дону, выпуская тонны бумажных денег. Печатание бумажных денег было упрошено до такого уровня, что изготовление фальшивых денег не было проблемой. На банкнотах проставлялись все более крупные цифровые деноминации, но, несмотря на все это, попытки успеть в эмиссии за быстро возраставшими ценами оказались безуспешными.
В экономике на территории бывшей Российской империи уже в принципе не могло быть единой денежной системы. На раннем этапе существования Советской России официально были выпущены в обращение, по крайней мерс, 10 различных видов денежных знаков и довольно небольшое количество ценных бумаг. Туркестан, Бухара и Хорезм имели свои собственные выпуски в обращение совзнаков. В обращении находились царские деньги, включая червонцы, думские деньги или «керенки» (название получили по фамилии Председателя Временного правительства А.Ф. Керенского). Всего на территории страны к тому времени обращалось одновременно более 2000 видов денежных знаков, причем на окраинах страны в обращении были доллары США, фунты стерлингов, японские иены и царские «червонцы». Многие из денежных знаков были запущены в обращение различными институтами, не относящимися к советскому правительству. В обращении находились средства обмена, выпущенные в оборот по приказам «белых» генералов и командующих, таких, как А.В. Колчак, А.И. Деникин, М.В. Родзянко, Н.Н. Юденич, Н.П. Врангель, и даже иностранных военачальников: Вандамма, Ава- лофф-Бермондта (в Беларуси) и др. В приграничных и приморских провинциях, в частности таких, как Северо-европейская часть России, Сибирь, Дальний Восток, Украина, Кавказские республики, а также в Литве, Эстонии, Польше, Финляндии и других местах выпускались свои собственные средства обмена и платежей. Особый интерес с точки зрения понимания колониальных намерений британских интервентов представляет выпуск в обращение в период с 1 декабря 1918 г. по 15 ноября 1919 г. так называемых «северных» рублей для использования в северных российских территориях, занятых британскими войсками. Для этих целей был разработан и осуществлен при участии Дж. Кейнса план по созданию Валютного управления («Currency Board») на основе формирования резервов в британских фунтах стерлингов. «Северные» рубли привязывались к британскому фунту стерлингов в соотношении 40:1. Для Эмиссионной конторы в Лондоне был депонирован в Банкс Англии специальный резервный фонд, состоявший из золота и иностранной ват юты на общую сумму 750 тыс. фунтов ст., или около 30 млн «северных» рублей, при том что допустимая фидуциарная эмиссия фиксировалась на уровне Уз этого резерва