остальные умерли в младенчестве
Екатерина I (Марта Скавронская , , - гг.) - российская императрица с как супруга царствующего императора, с как правящая государыня; вторая жена Петра I Великого , мать императрицы Елизаветы Петровны .
По наиболее распространённой версии настоящее имя Екатерины - Марта Самуиловна Скавронская , позднее крещена Петром I под новым именем Екатерина Алексеевна Михайлова . Она родилась в семье прибалтийского (латышского) крестьянина , захвачена в плен русскими войсками, стала любовницей Петра I , затем его женой и правящей императрицей российской. В её честь Петром I учреждён орден Св. Екатерины (в ) и назван город Екатеринбург на Урале (в ).
Ранние годы
Сведения о молодости Екатерины I содержатся в основном в исторических анекдотах и недостаточно достоверны.
Наиболее распространённая версия такова. Родилась она на территории современной Эстонии , бывшей на рубеже XVII-XVIII в составе шведской Ливонии .
Родители Марты умерли от чумы в 1684 году, и её дядя отдал девочку в дом лютеранского пастора Эрнста Глюка, известного своим переводом Библии на латышский язык (после взятия Мариенбурга русскими войсками Глюк, как учёный человек, был взят на русскую службу, основал первую гимназию в Москве, преподавал языки и писал стихи по-русски). Марта использовалась в доме как служанка, грамотности её не учили.
По версии, изложенной в словаре Брокгауза и Ефрона, мать Марты, овдовев, отдала дочь в услужение в семью пастора Глюка, где её будто бы учили грамоте и рукоделиям.
По другой версии, до 12 лет Катерина жила у своей тетки Анны-Марии Веселовской, прежде чем оказаться в семье Глюка.
В возрасте 17 лет Марту выдали замуж за шведского драгуна по имени Иоганн Крузе (Johan Cruse), как раз накануне русского наступления на Мариенбург . Через день или два после свадьбы трубач Иоганн со своим полком отбыл на войну и по распространённой версии пропал без вести.
Вопрос о происхождении
Поиски корней Екатерины I в Прибалтике, проведённые после смерти Петра I, показали , что у Катерины были две сестры - Анна и Кристина, и два брата - Карл и Фридрих, семьи которых Екатерина в 1726 году перевезла в Петербург (Карл Скавронский переехал ещё раньше) (См. Скавронские). По мнению руководившего поисками А. И. Репнина , Христина Скавронская и её муж «врут», оба они «люди глупые и пьяные» , Репнин предлагал отправить их «куда в другое место», «дабы от них больших врак не было». Карлу и Фридриху Екатерина присвоила в январе 1727 г. графское достоинство, не называя их своими братьями. В завещании Екатерины I Скавронские неопределённо названы «ближними сродственниками ея собственной фамилии». При Елизавете Петровне , дочери Екатерины, сразу после её восшествия на престол (1741), в графское достоинство были возведены также дети Кристины (Гендриковы) и дети Анны (Ефимовские). В дальнейшем официальной версией стало то, что Анна, Кристина, Карл и Фридрих - родные братья и сёстры Екатерины, дети Самуила Скавронского.
Однако с конца XIX века рядом историков такое родство ставится под сомнение. Указывается на тот факт, что Пётр I называл Екатерину не Скавронской, а Веселевской или Василевской, а в 1710 г. после взятия Риги в письме тому же Репнину называл совсем иные имена «сродственникам Катерины моей» - «Яган-Ионус Василевски, Анна-Доротея, также их дети» . Поэтому предлагались иные версии происхождения Екатерины, например, согласно которым она двоюродная, а не родная сестра объявившихся в 1726 году Скавронских .
В связи с Екатериной I называется ещё одна фамилия - Рабе. По одним данным, Рабе (а не Крузе) - это фамилия её первого мужа-драгуна (эта версия попала в художественную литературу, например, роман А. Н. Толстого «Пётр Первый»), по другим - это её девичья фамилия, а некто Иоганн Рабе был её отцом .
В Мариенбурге Шереметев захватил 400 жителей. Когда пастор Глюк в сопровождении своей челяди пришел ходатайствовать о судьбе жителей, Шереметев приметил служанку Марту Крузе и силой взял её к себе в любовницы. Через короткое время примерно в августе 1703 года её хозяином стал князь Меншиков , друг и соратник Петра I . Так рассказывает француз Франц Вильбуа , находившийся на русской службе во флоте с 1698 года и женатый на дочке пастора Глюка. Рассказ Вильбуа подтверждается другим источником, записками 1724 года из архива ольденбургского герцога . По этим запискам Шереметев отправил пастора Глюка и всех жителей крепости Мариенбург в Москву , Марту же оставил себе. Меншиков, забрав Марту у пожилого фельдмаршала несколько месяцев спустя, сильно рассорился с Шереметевым.
Шотландец Питер Генри Брюс в «Мемуарах» излагает историю (со слов других) в более благоприятном для Екатерины I свете. Марту забрал полковник драгунского полка Баур (позднее ставший генералом):
«[Баур] немедленно приказал поместить её в свой дом, который препоручил её заботам, дав ей право распоряжаться всей прислугой, причем та вскоре же полюбила новую управительницу за ее манеру домохозяйства. Генерал позже часто говорил, что его дом никогда не был так ухожен, как в дни её пребывания там. Князь Меншиков, который был его патроном, однажды увидел её у генерала, тоже отметив нечто необычайное в ее облике и манерах. Расспросив, кто она и умеет ли готовить, он услышал в ответ только что поведанную историю, к которой генерал присовокупил несколько слов о достойном её положении в его доме. Князь сказал, что именно в такой женщине он сильно сейчас нуждается, ибо самого его теперь обслуживают очень плохо. На это генерал отвечал, что он слишком многим обязан князю, чтобы сразу же не исполнить то, о чем тот лишь подумал - и немедленно позвав Екатерину, сказал, что перед нею - князь Меншиков, которому нужна именно такая служанка, как она, и что князь сделает все посильное, дабы стать, как и он сам, ей другом, добавив, что слишком уважает ее, чтобы не дать ей возможности получить свою долю чести и хорошей судьбы».
«Так обстояли дела, когда царь, проезжая на почтовых из Петербурга, который назывался тогда Ниеншанцем, или Нотебургом, в Ливонию, чтобы ехать дальше, остановился у своего фаворита Меншикова, где и заметил Екатерину в числе слуг, которые прислуживали за столом. Он спросил, откуда она и как тот ее приобрел. И, поговорив тихо на ухо с этим фаворитом, который ответил ему лишь кивком головы, он долго смотрел на Екатерину и, поддразнивая ее, сказал, что она умная, а закончил свою шутливую речь тем, что велел ей, когда она пойдет спать, отнести свечу в его комнату. Это был приказ, сказанный в шутливом тоне, но не терпящий никаких возражений. Меншиков принял это как должное, и красавица, преданная своему хозяину, провела ночь в комнате царя… На следующий день царь уезжал утром, чтобы продолжить свой путь. Он возвратил своему фавориту то, что тот ему одолжил. Об удовлетворении царя, которое он получил от своей ночной беседы с Екатериной, нельзя судить по той щедрости, которую он проявил. Она ограничилась лишь одним дукатом, что равно по стоимости половине одного луидора (10 франков), который он сунул по-военному ей в руку при расставании».
В личных письмах царь проявлял необычную для него нежность к супруге: «Катеринушка, друг мой, здравствуй! Я слышу, что ты скучаешь, а и мне не безскучно … » Екатерина Алексеевна родила мужу 11 детей, но почти все они умерли в детстве, кроме Анны и Елизаветы . Елизавета позже стала императрицей (правила в -), а прямые потомки Анны правили Россией после смерти Елизаветы, с по . Один из сыновей, Пётр Петрович (1715-1719), после отречения Алексея Петровича (старшего сына Петра от Евдокии Лопухиной) считался с февраля 1718 года до своей безвременной кончины официальным наследником российского престола.
Иностранцы, с вниманием следившие за русским двором, отмечают привязанность царя к супруге. Бассевич пишет про их отношения в 1721 году :
«Он любил видеть её всюду. Не было военного смотра, спуска корабля, церемонии или праздника, при которых бы она не являлась… Екатерина, уверенная в сердце своего супруга, смеялась над его частыми любовными приключениями, как Ливия над интрижками Августа; но зато и он, рассказывая ей об них, всегда оканчивал словами: ничто не может сравниться с тобою.»
Народное большинство было за единственного мужского представителя династии - великого князя Петра Алексеевича , внука Петра I от погибшего при допросах старшего сына Алексея . За Петра Алексеевича была родовитая знать, считавшая его единственно законным наследником, рождённым от достойного царской крови брака. Граф Толстой, генерал-прокурор Ягужинский, канцлер граф Головкин и Меншиков во главе служивой знати не могли надеяться на сохранение полученной от Петра I власти при Петре Алексеевиче; с другой стороны, коронация императрицы могла быть истолкована как косвенное указание Петра на наследницу. Когда Екатерина увидела, что больше нет надежды на выздоровление мужа, то поручила Меншикову и Толстому действовать в пользу своих прав. Гвардия была предана до обожания умирающему императору; эту привязанность она переносила и на Екатерину.
На заседание Сената явились офицеры гвардии из Преображенского полка, вышибив дверь в комнату. Они откровенно заявили, что разобьют головы старым боярам, если те пойдут против их матери Екатерины. Вдруг раздался с площади барабанный бой: оказалось, что перед дворцом выстроены под ружьем оба гвардейских полка. Князь фельдмаршал Репнин , президент военной коллегии, сердито спросил: «Кто смел без моего ведома привести сюда полки? Разве я не фельдмаршал? » Бутурлин, командир Семеновского полка, отвечал Репнину, что полки призвал он по воле императрицы, которой все подданные обязаны повиноваться, «не исключая и тебя », добавил он внушительно.
Благодаря поддержке гвардейских полков удалось убедить всех противников Екатерины отдать ей свой голос. Сенат «единодушно» возвел её на престол, назвав «всепресветлейшей, державнейшей великой государыней императрицей Екатериной Алексеевной, самодержицей всероссийской » и в оправдании объявив об истолкованной Сенатом воле покойного государя. Народ был очень удивлен восшествием в первый раз в российской истории на престол женщины, однако волнений не было.
При Петре она светила не собственным светом, но заимствованным от великого человека, которого она была спутницею; у нее доставало уменья держать себя на известной высоте, обнаруживать внимание и сочувствие к происходившему около нее движению; она была посвящена во все тайны, тайны личных отношений окружающих людей. Ее положение, страх за будущее держали ее умственные и нравственные силы в постоянном и сильном напряжении. Но вьющееся растение достигало высоты благодаря только тому великану лесов, около которого обвивалось; великан сражен - и слабое растение разостлалось по земле. Екатерина сохранила знание лиц и отношений между ними, сохранила привычку пробираться между этими отношениями; но у нее не было ни должного внимания к делам, особенно внутренним, и их подробностям, ни способности почина и направления.
Портрет А. Д. Меншикова
Внешняя политика
За 2 года правления Екатерины I Россия не вела больших войн, только на Кавказе действовал отдельный корпус под началом князя Долгорукова , стараясь отбить персидские территории, пока Персия находилась в состоянии смуты, а Турция неудачно воевала с персидскими мятежниками. В Европе дело ограничивалось дипломатической активностью в отстаивании интересов голштинского герцога (мужа Анны Петровны , дочери Екатерины I) против Дании.
Россия вела войну с турками в Дагестане и Грузии . Замысел Екатерины возвратить герцогу Голштинскому отнятый датчанами Шлезвиг привел к военным действиям против России со стороны Дании и Англии. По отношению к Польше Россия старалась вести мирную политику.
Конец правления
Екатерина I правила недолго. Балы, празднества, застолья и кутежи, следовавшие непрерывной чередой, подорвали её здоровье, и с 10 апреля императрица слегла. Кашель, прежде слабый, стал усиливаться, обнаружилась лихорадка, больная стала ослабевать день ото дня, явились признаки повреждения лёгкого. Поэтому правительству пришлось срочно решать вопрос о престолонаследии.
Вопрос о престолонаследии
Екатерина I. Портрет неизвестного художника.
Екатерину удалось легко возвести на престол вследствие малолетства Петра Алексеевича , однако в русском обществе были сильные настроения в пользу взрослевшего Петра, прямого наследника династии Романовых по мужской линии. Императрица, встревоженная подметными письмами, направленными против указа Петра I от 1722 года (по которому царствующий государь имел право назначать себе любого преемника), обратилась за помощью к своим советникам.
Последующие статьи относились к опеке над несовершеннолетним императором; определяли власть Верховного Совета, порядок наследия престола в случае кончины Петра Алексеевича. Согласно завещанию, в случае бездетной кончины Петра его преемницей становилась Анна Петровна и её потомки («десценденты»), затем её младшая сестра Елизавета Петровна и её потомки, и лишь затем родная сестра Петра II Наталья Алексеевна . При этом те претенденты на престол, которые были бы не православного вероисповедания или уже царствовали за рубежом, из порядка наследования исключались. Именно на завещание Екатерины I 14 лет спустя ссылалась Елизавета Петровна в манифесте, излагавшим её права на престол после дворцового переворота г.
11-я статья завещания изумила присутствовавших. В ней повелевалось всем вельможам содействовать к обручению Петра Алексеевича с одной из дочерей князя Меншикова, а затем по достижении совершеннолетия содействовать их браку. Буквально: «тако же имеют наши цесаревны и правительство администрации стараться между его любовью [великим князем Петром] и одною княжною князя Меншикова супружество учинить».
Такая статья явно свидетельствовала о персоне, участвовавшей в составлении завещания, однако для русского общества право Петра Алексеевича на престол - главная статья завещания - было бесспорно, и волнений не возникло.
Примечания
- О. И. Хоруженко. О происхождении императрицы Екатерины I // Европейские монархии в прошлом и настоящем. М., Алетейя, 2001, с. 146
- По другой версии Екатерина I была родом из белорусских крестьян Минского воеводства, крепостных магнатского рода Сапегов. Во время её правления российское правительство начало выкупать из крепостничества у помещиков в Беларуси и Литве братьев и сестер Екатерины I
- Я. К. Грот. Происхождение Екатерины I // Сборник ОРЯС, СПб., 1878, т. 18, с. 22
- Письма и бумаги императора Петра Великого, т. 10, с. 253
- О. И. Хоруженко. О происхождении императрицы Екатерины I // Европейские монархии в прошлом и настоящем. М., Алетейя, 2001, с. 142-146
- Н. А. Белозёрская. Происхождение Екатерины I // Исторический вестник, 1902, № 1, с. 76.
В один из визитов к своему другу Меншикову Петр I Марту и заприметил. Царь (тогда еще царь, императором себя Петр назначит незадолго до смерти) со своею женою Евдокией Лопухиной, по сути, в браке не жил, хотя она и родила от него двух сыновей. Считающий себя свободным от всяких брачных условностей Петр положил глаз на служанку князя и переспал с ней в первую же ночь после знакомства. Меншиков по-товарищески Марту уступил.
Считается, что своих первых детей (оба умерли во младенчестве) Марта родила именно от Петра. Как бы то ни было, царь в 1705 году перевез любовницу в дом своей сестры, спустя два года она крестилась и с тех пор стала зваться Екатериною. Что интересно, крестным был старший сын Петра, царевич Алексей. Социальный статус для новоявленной Екатерины не изменился – она для царя по-прежнему оставалась не пойми кем.
Петр и Екатерина сочетались браком в 1712 году. Супруга уже имела к тому времени двух дочерей от Петра, Анну и Елизавету. Женитьба могла показаться совершеннейшим мезальянсом, если не учитывать характер жениха.
Во-первых, Петр был (и, наверное, остался) единственным правителем российского государства, чья степень опрощения не имела границ. Вернее, государь их устанавливал сам. Петр предпочитал лично вникать во многие тонкости государственного устройства, вплоть до деталей, ему все было интересно. В Голландии учился кораблестроению, как простой человек, прикрываясь псевдонимом «Петр Михайлов». Опять-таки любил рвать у горемык больные зубы. Вряд ли среди отечественных монархов найдется более пытливый соперник Петру.
С учетом всего этого самодержцу было плевать на то, имеет ли его избранница солидный социальный статус или нет.
Во-вторых, российский царь был неуемен в своей буйности. По всей видимости, Петр все же страдал каким-то психическим заболеванием, поскольку, по воспоминаниям современников, систематически, порой немотивированно, приходил в ярость, в припадках у него сильно болела голова. Екатерина одна могла унять супруга. И эти ее поистине магические способности оказывали на царя сильное влияние.
Суровый по жизни, Петр был необычайно ласков с женою. Екатерина родила ему 11 детей, но только добрачные сестры остались живы – прочие отпрыски умерли в детстве. Царь по женской части был ходок, но жена все прощала и сцен не закатывала. У нее самой случилась интрижка с камергером Монсом, которого Петр в конечном итоге казнил.
Известно, что Петр I был очень привязан к своей второй жене Екатерине. «Катеринушка, друг мой, здравствуй! — писал он ей, когда они были в разлуке. — Я слышу, что ты скучаешь, да и мне не безскучно…» Екатерина была единственной, кто не боялся подходить к царю во время его знаменитых припадков гнева и умел сладить с часто случавшимися у него приступами головной боли. Она брала в руки его голову и ласково гладила до тех пор, пока царь не засыпал. Мария Молчанова разбирается в обстоятельствах восшествия на престол первой русской императрицы.
Будущая русская императрица родилась в Швеции в семье армейского квартирмейстера Иоганна Рабе, была крещена по лютеранскому обряду и названа Мартой. После смерти мужа мать Марты перебралась с девочкой в Лифляндию — тогдашнюю провинцию Швеции — и поселилась в Риге, где вскоре умерла. Девочка-сирота попала в приют, откуда ее взял пастор Глюк -личность известная в маленьком лифляндском городке Мариенбурге (ныне латышский город Алуксне). В одном из писем своей жене Петр, поздравляя ее с годовщиной взятия в 1702 году шведской крепости на Неве — Нотебурга, в шутку писал, что с занятием этой первой шведской крепости «русская нога в ваших землях фут взяла». В 1725 году в разговоре с французским посланником в Петербурге Жаном Кампредоном Екатерина, не желая, чтобы окружающие ее поняли, вдруг перешла на шведский язык, которым французский дипломат владел свободно.
Портрет Екатерины I
Многое в биографии Марты Скавронской нам до сих пор неизвестно. В грамотности Екатерины можно сомневаться — по-русски она выучилась только говорить, но не писать, и даже самые ее интимные письма к Петру написаны рукой придворного писца. Ясно лишь одно — девочка-сирота в многолюдном доме пастора была прислугой, работала на кухне и в прачечной. Летом 1702 года Марта вышла замуж за шведского солдата-трубача.
Юность Екатерины прошла в доме пастора Глюка
Но в августе муж Марты отправился в Ригу, а в это время войска Шереметева замкнули кольцо осады вокруг Мариенбурга — война, так много изменившая в жизни будущей русской императрицы, вплотную подошла к порогу ее дома. Русские войска даже не успели начать осады Мариенбурга, как комендант крепости майор Тиль решил сдаться на милость победителя, оговорив почетные условия капитуляции: свободный выход гарнизона и жителей.
Современник, со слов очевидцев, рассказывает, что плененная Марта попала к некоему капитану Бауеру в качестве подарка от солдата, который таким способом надеялся выслужиться в унтер-офицеры. А потом сам Бауер, движимый теми же мотивами, подарил красивую девушку самому фельдмаршалу Шереметеву. У престарелого по тем временам пятидесятилетнего Шереметева Марта прожила не меньше полугода, числясь в прачках, но фактически выполняла роль наложницы. В конце 1702 года или в первой половине 1703 года она попала к Александру Меншикову. Как получил ее любимец Петра, достоверно неизвестно, однако, скорее всего он попросту отнял миловидную девушку у фельдмаршала. У самого Меншикова Марта прожила тоже недолго. К этому времени светлейший князь надумал остепениться, и у него появилась невеста из приличной дворянской семьи — Дарья Арсеньева. Случилось так, что Петр, бывая в доме у своего фаворита, познакомился с Мартой. В откровениях капрала Кобылина есть мысль, что Екатерина с помощью Меншикова и колдовства приворожила царя к себе. Однако на всю жизнь Екатерина и Меншиков сохранили тесную дружбу. Речь не шла здесь, конечно, о любовной связи: Меншикова и Екатерину объединяло иное — общность их судьбы. Оба они, выходцы из низов, презираемые и осуждаемые завистливой знатью, могли уцелеть, лишь поддерживая один другого. Эта дружеская, доверительная связь сообщников, собратьев по судьбе была прочнее и долговечней интимной близости.
Портрет Екатерины I. Ж.-М. Натье (1717 год)
Марта интуитивно нашла единственно верный путь к сердцу Петра и, став поначалу одной из его наложниц, долго, шаг за шагом, преодолевала его недоверие и боязнь ошибиться, и в конечном счете достигла своей цели. Первый раз Екатерина упоминается в письме Меншикова, который находился с Петром в Ковно (Каунасе) весной 1705 года. Шла война. Меншиков написал в Москву письмо своей невесте Дарье Арсеньевой и передал приказ Петра прислать в Ковно «Катерину Трубачеву, да с нею других двух девок немедленно же» для того, чтобы они привели в порядок скромный гардероб царя, постирали и что-то заштопали из его одежды. Примерно с 1705 года положение Екатерины начинает меняться. В марте этого года царь писал Дарье Арсеньевой и ее сестре Варваре — подружкам Екатерины:
«Пожалуйте, матушки, матушки, не покиньте Петрушки… прикажите сделать сыну моему платье и… прикажите, чтоб ему было пить-есть довольно». Осенью того же года Екатерина родила второго сына, Павла, и в одном из писем приказала поставить такую подпись — «Сам-треть», то есть она и двое детей. Павел и Петр вскоре умерли.
Петр учредил орден Св. Екатерины, которым наградил жену в день ее именин
Но несчастья не расстроили отношений царя с Екатериной. Он все сильнее привязывался к ней и всегда находил время, чтобы послать маленький гостинец или короткую записку о своей жизни. Писал он и в Преображенское — подмосковный дворец, где несколько первых лет прожила Екатерина.
Правда, с детьми им по-прежнему не везет — они умирают один за другим в младенческом возрасте. Но родители по обычаю тех времен относятся к этому спокойно: «Бог дал — Бог и взял», будут еще и новые дети. Так успокаивает царь Екатерину в одном из своих писем. В 1708 году родилась дочь Анна, а 18 декабря 1709 года — Елизавета. Прошло полгода, и 1 мая 1710 года Петр плыл в финских шхерах на новом корабле, носящем имя его дочери — «Лизета», и писал письмо Екатерине, в котором передавал приветы своей большой семье: «Отдай мой поклон… сестре, невеске, племянницам и протчим, и домашним; маленьких поцалуй, а наипаче всех и наиболше всех и наивяще всех поклонись… четверной лапушке». Так называл он младшую и самую любимую дочь Елизавету.
Портрет Екатерины I работы Карела де Моора, 1717 год
Прошел еще год, и весной 1711 года началась война с Турцией — мощным южным соседом. Эта война была тяжелой для России: воевать на два фронта — со шведами и турками — было опасно. И Петр устремился на юг, чтобы увести войну с турками подальше от Украины и Польши — основного театра военных действий Северной войны. В начале июня 1711 года турки сумели окружить русскую армию в Молдавии на реке Прут. Их численное превосходство, непрерывный плотный огонь, нехватка боеприпасов, продовольствия и воды у русской армии — и все это под палящим солнцем — сделали несколько дней блокады сущим адом для триумфаторов Полтавы, рассчитывавших на легкую победу. В этот момент Екатерина проявила мужество, волю и находчивость. Пока Петр отдыхал перед утренней атакой, она вновь собрала военный совет, которой показал крайнюю опасность принятого решения о прорыве турецкой осады. Затем она разбудила Петра и уговорила его написать письмо турецкому главнокомандующему — визирю Мехмет-паше. К этому письму, как свидетельствует легенда, тайком от царя Екатерина приложила все свои драгоценности. Возможно, это и решило дело — утром визирь дал согласие на переговоры и заключил с русскими мир.
Прутский поход 1711 года
По возвращении из Прутского похода в феврале 1712 года произошло долгожданное событие — венчание и свадьба Петра и Екатерины. Это была не традиционная царская свадьба с ее пышными и долгими церемониями, а скромная свадьба контр-адмирала Петра Михайлова — под таким именем проходил Петр службу на флоте. После венчания Петр, опередив всех, помчался в свой дворец, где был накрыт свадебный стол, и вместе со слугами вешал над столом новую люстру на шесть свечей, которую долгие месяцы точил на токарном станке. «Общество было блистательным, писал в своем донесении о свадьбе английский посланник Уитворт, — вино превосходное, венгерское, и, что особенно приятно, гостей не принуждали пить его в чрезвычайном количестве… Вечер закончился балом и фейерверком…»
Осенью 1724 года Петр внезапно узнает об измене жены, становится ему известно и имя любовника. В 1708 году Петр приблизил к себе миловидного юношу, камер-юнкера императрицы Виллима Монса, младшего брата своей бывшей возлюбленной Анны. 9 ноября арестованный Монс был приведен к следователю. Им был сам Петр — это дело он не мог доверить никому. Говорят, что, глянув царю в глаза, Виллим Монс упал в обморок. Не прошло и нескольких дней после допроса, как Монс был казнен на Троицкой площади по приговору суда, обвинившего бывшего камергера во взятках и прочих должностных преступлениях. На Екатерину не была наложена опала. Как и раньше, она появляется на людях с мужем, но иностранные дипломаты замечают, что императрица уже не так весела, как прежде.
Смерть Петра I
Смерть Петра потрясла Россию. Закончилось не только долгое тридцатипятилетнее царствование, уходила в прошлое целая эпоха русской истории, время реформ, головокружительных изменений во всех сферах жизни страны. Император Петр I скончался в ночь с 27 на 28 января 1725 года в своем маленьком кабинете-спальне на втором этаже Зимнего дворца. Когда врачи констатировали смерть Петра, к собравшимся быстро вышли Меншиков, Головкин, Макаров, а следом за ними появилась и сама императрица Екатерина, которая объявила ожидаемую весть — государь и ее возлюбленный супруг «отошел в вечное блаженство», оставив подданных сиротами.
В период ее правления была открыта Академия наук
В конце своей краткой речи она дала понять, что будет достойно продолжать дело императора, заботясь о подданных и благе империи, как Петр, который столько лет делил с ней трон. Екатерина, поддерживаемая под руки придворными, в слезах покинула зал. Когда присутствующие узнали, что Петр, умирая, не оставил никаких письменных или устных распоряжений о наследнике, всех охватило волнение. Меншиков и его союзники стали убеждать присутствующих признать, что престол теперь попросту переходит к вдове умершего монарха, которую Петр весной 1724 года короновал императорской короной. Спор ожесточался, компромисс найти было трудно. И тут сработало «секретное оружие» партии Меншикова — подошли гвардейцы. Возле Зимнего вдруг раздался грохот полковых барабанов, все бросились к окнам и увидели, как мелькают перед дворцом зеленые гвардейские мундиры, а потом в зал повалили солдаты. Все предложения партии великого князя Петра тонули в приветственных выкриках гвардейцев в честь «матушки государыни» и бесцеремонных угрозах «расколоть головы боярам», если они не подчинятся Екатерине. Улучив подходящий момент, Меншиков, перекрывая шум, громко крикнул: «Виват, наша августейшая государыня императрица Екатерина!» Так, все быстро и бескровно закончилось — на престол взошла императрица Екатерина I, к восьми часам утра был оглашен манифест о ее воцарении, гвардейцам раздавали водку.
Исследователи, изучая документы, энциклопедии и монографии, выяснили, что на самом деле Екатерина Первая до того, как приняла Православие, была Мартой Самуиловной Скавронской. Само имя Марта в еврейском оригинале Марфа на иврите מרתה, в переводе означающее "хозяйка", "госпожа". Упоминание этого имени, равно как и Самуил, очень часто в Библии. Просто со временем буква "ф" трансформировалась в более частую для славянского языка букву "т", и никакого отношения имя Марта к весеннему месяцу не имеет, пишут исследователи.
Но при крещении в православие имя императрицы изменили, поскольку Марфа Самуиловна Романова звучало раздражающе. А вскоре российские а после и советские историки и вовсе вычеркнули еврейскую биографию первой российской императрицы.
Факт изменения отчества Первой Русской Императрицей с Самуиловны на Алексеевну было первым в истории России прецедентом, когда присваивалось чужое отчество. Ведь по русским традициям и согласно принципов российского православия царям позволялось почти все, за исключением смены отчества — поскольку это меняло родословную. Но первая российская императрица сменила отчество с благословения Церкви. Это было сделано для того, чтобы отчество "Самуиловна" исчезло и не обнаруживало еврейские корни жены царя.
Перед коронацией Екатерины повелением Императора для изучения ее происхождения была создана комиссия во главе с Репниным. Эта комиссия каким-то чудом не смогла установить не только, кто родители коронуемой, но даже из какой страны царица родом. То ли она из Лифляндии, то ли наоборот из Эстонии. Позже появилась еще гипотеза о происхождении Екатерины Первой. А именно: что Марта Скавронская родом из Белорусии и ее отец работал в доме Казимира Сапеги, в Минске (рода, члены которого в Речи Посполитой бывали и канцлерами), а уже оттуда переехал в Лифляндию.
Тем не менее, исследователям родов российских императоров удалось выяснить, что в дом пастора Глюка, где она воспитывалась, Марфу отдали не младенцем, а двенадцатилетней девушкой.
Для выяснения происхождения Марфы Самуиловны, в Петербург были доставлены ее родственники, которым тотчас присвоили графские титулы. Однако сразу после представления Государю оба (Карл и Фридрих) приказом комиссии Репнина были выдворены из столицы в отдаленные части необъятной страны, потому как о происхождении Государыни "врут". Но они не врали, а им были известны тайны происхождения Государыни, разглашению не подлежавшие.
На самом деле комиссия по расследованию происхождения императрицы все знала-прознала. И то, что сестры Екатерины были замужем за членами еврейской семьи Веселовских (от польского города Веселов, в котором в то время большая еврейская община была). И кто был матерью — кто отцом Государыни. И то, что над еврейскими родственниками Екатерины втайне от Государя хихикал весь Петербург. Из уст в уста по "новорожденной столице" передавалось, как Государю и Государыне в доме генерала-аншефа и обер-гофмаршала Дмитрия Андреевича Шепелева представили брата императрицы Карла Самуиловича. Государыня чуть со стыда не сгорела. А Петр, для которого деловые и профессиональные качества были важнее происхождения и вероисповедания, произнёс: "Нечего краснеть, я признаю его своим шурином, и если в нем окажется прок, сделаю из него человека".
История Марфы Скавронской, реальная а не выдуманная, воистину поражает. Причем в каждой отдельной точке ее бытия — словно над ней Ангел крыло простер. Девочку из еврейской семьи, родители которой то ли умерли от эпидемии, то ли семья под погром попала родственники привезли в Мариенбург, где она была отдана в дом пастора Глюка, самого просвещенного в городе человека. И приняла лютеранство. В семнадцать лет девушку выдали замуж за драгуна по имени Иоганн Крузе. Который на следующий же день после Первой Брачной Ночи ушел со своим полком на войну с русскими и погиб. После взятия Мариенбурга, при котором русские войска сжигали, убивали и грабили, а жителей выстраивали для взятия в полон или преданию смерти, на красавицу обратил внимание решавший судьбу каждого офицер. После чего выведенная из строя обреченных на смерть или рабство красавица попадает к Шереметьеву, затем к Меншикову, а от него к Государю.
А поскольку Марфа Самуиловная Скавронская является праматерью всех русских царей потомков Петра Великого, в каждом них русской крови столько же, сколько еврейской. В Павле Первом, правнуке Петра Первого и "Екатерины" Самуиловны, по одной восьмой (а немецкой не 7/8, как считается, а 3/4, оставшихся от русской и еврейской "восьмушек"). В внуке Павла Александре Втором 1/32 русской и 1/32 еврейской крови. В внуке Александра Второго Николае Втором 1/128 русской и столько же 1/128 еврейской.
Осознание этого факта граждан переименованной в Федерацию Сверхдержавы, мне кажется, немножечко ошарашит. И заставит погрузиться в задумчивость.
Существует две основные версии происхождения первой российской императрицы, супруги Петра I – Екатерины Алексеевны. Наиболее распространенной сегодня является версия о том, что раньше ее звали Мартой Скавронской, что она была дочерью ливонского крестьянина или мещанина и неграмотной служанкой в доме немца-пастора. Однако не менее старой, но менее признанной является версия о том, что девушку всегда звали Екатериной (Катариной), что она была дочерью шведского офицера Иоганна Рабе.Мне показалось интересным проанализировать обе версии и составить более определенное мнение об этой истории.
Все мы (советские школьники) изучали историю Петра I, прежде всего, по известной одноименной книге культового писателя СССР А.Н. Толстого. Алексей Николаевич был человеком гибких убеждений. Потомок графов Толстых, белогвардеец-эмигрант, позднее стал лауреатом трех Сталинских премий. Его «Петр I» (1929-1945 гг) содержит апологию сильной и жестокой реформаторской власти. Очевидно, в соответствии с большевистской концепцией о способности к управлению государством каждой кухарки выведены в ней образы «человека из народа», наиболее близких к царю людей – Александра Меншикова и будущей самодержавной российской императрицы Екатерины Алексеевны I.
Впрочем, у Толстого Екатерина, в целом, положительный образ. Позднее пришлось прочесть книгу Ю.Н Тынянова «Восковая персона» (1930 г.), где супруга великого царя-реформатора показана безграмотной похотливой дурой – урожденной крепостной девкой и пасторской служанкой-«подстилкой» Мартой Скавронской. В связи с указанными ее пороками и фамилия ее по отцу воспринималась мной как производное от обыкновенной клички для свиней – «Хавронья».
И лишь много позднее мне попался на глаза исторический роман И.И. Лажечникова «Последний новик», написанный на сто лет раньше «Восковой персоны».
По словам самого Лажечникова, собирая материалы к своему роману, он прочел все, что было к тому времени написано о той, которая впоследствии стала царицей Екатериной I. Сверх того он ездил в Лифляндию, где еще сохранялись предания о жизни этой неординарной женщины.
Так вот Екатерина у Лажечникова – девушка хорошего происхождения и воспитания, дочь шведского офицера и приемная дочь пастора Глюка, знаменитого лифляндского ученого, филолога и историка.
У нас нет оснований считать Лажечникова царским подхалимом. Если бы по каким-то соображениям он счел невозможным написать того, что полагал правдой по какой-то теме, думается, он просто бы ее оставил. Книга «Последний новик», кстати, была долгое время запрещена цензурой из-за смелых положительных отзывов о царевне Софье, эпиграфов со стихами декабриста Рылеева и других моментов. Важно также, что образ пастора Глюка в книге выведен абсолютно адекватно имеющимся историческим данным. Поэтому у меня возник вопрос, насколько соответствуют истине другие обстоятельства биографии первой русской императрицы по Лажечникову.
«Википедия» дает наиболее распространенную точку зрения на юность российской монархини. Урожденная Марта Скавронская, в замужестве Крузе (или Рабе?) попала в русский плен в городе Мариенбурге. Подвергалась насилию со стороны солдат, потом была секс-рабыней фельдмаршала князя Шереметева, потом перешла к Меньшикову, потом к Петру. Рассматриваются и другие версии, но подчеркивается их недостаточная достоверность. Приоритет, безусловно, за основной традиционной трактовкой.
Большой удачей для меня было наткнуться на сайте «Восточная литература» на статью-исследование дореволюционного историка Надежды Александровны Белозерской (опубликованную в 1902 году к 200-летию взятия Мариенбурга русскими и пленению будущей царицы) «Происхождение Екатерины Первой» . В ее статье подробно рассмотрены почти все версии происхождения Екатерины.
Если кратко излагать содержание этой статьи, следует отметить, что Белозерская выражает аргументированный скепсис, практически, ко всем наиболее расхожим версиям происхождения последней супруги царя Петра.
Впрочем, она должна была признать доказанным некоторую степень родства Екатерины и семейства Скавронских, так как на этой счет имеются документы. Это, прежде всего, донесение генерал-комиссара при дворе герцога Курляндского Петра Бестужева. Еще в 1714 году он получил указ, «дабы в Крышборхе (Кройцбург, ныне Кристпилс, пригород Екабпилса - по-немецки Якубштадта) сыскал фамилию Веселевских и Дуклясов (Дуклисов?)».
Указанный запрос был первой попыткой найти родичей безродной царицы. Поэтому Белозерская делает обоснованный вывод, что Веселевские-Дуклясы были единственными из близких царицы, кого она запомнила по своему малолетству, перед тем как перейти в дом пастора Глюка. Однако Бестужев сделал больше, чем его просили. Он нашел и других родственников Екатерины.
"1) Вильгельм Ган, курляндец, у него четыре сестры: “Первая, Катерина-Лиза, была замужем за Яном Веселевским... Вдова Катерина-Лиза после Веселевского вышла замуж за Лаврина Дукляса и родила с ним 6 сынов, померла в поветрие; один сын ее, Симон Дукляс, и ныне жив в Крейсбурхе.
Вторая сестра Дорота была за Сковородоским, имела два сына и четыре дочери, была Лютерскова закону; один (сын) Карл, другой Фриц в польских Лифляндах, одна дочь Анна, другая Доротея, обе в польских Лифляндах замужем; третья, Катерина, жила в Крейсбурхе у тетки своей Марии-Анны Веселевской, которую в 12 лет возраста ее взял в Лифлянды шведский мариенбургский пастор, четвертая, Анна, в поветрие умерла.
Третья сестра Ганова, Софья, за Гендербергом, у ней два сына в Курляндии в Субоче, живы.
Четвертая сестра Ганова, Мария-Анна, была за другим Веселевским, у них остался сын Андрей Веселевский и ныне живет в Крейсбурху".
"Фамилия вдовы Веселевской и мещанина Дукляса.
Вдова Катерина-Лиза Веселевска жила в Крыжборху вдовою лет с пять, которая была за сыном Веселевским и имела с ним двух сынов, и оба умерли.
Отец ее, Мерхерт Ган, жил в польских Лифляндтах, в Калкуне мызе, у майора Фелькерзама.
Оная Катерина-Лиза девицею жила барона Унгера у его жены в мызе Унгаре и оттоль вышла замуж в Крыжборх за Яна Веселевского... Катерина-Лиза после Веселевского из Крыжборга перешла через реку на Курляндскую сторону в Якубштат и взяла мужа Лаврина Дукляса и родила с ним 6 сынов и дочь; все померли, один Симон Дукляс, сын ее, и ныне жив в Якубштате.
У ней (Катерины-Лизы) было три сестры, да брат Вильгельм Ган, который: и ныне жив в Якубштате на курляндской стороне; сестры:
Одна Дорота была за католиком Сковоротским, имела с ним четыре дочери; одна жила у меньшой Веселевской в Крыжборху и взяли шведы, другие померли.
Вторая сестра (Катерины-Лизы) София, за Гендербергом. У ней два сына в Курляндии в Субоче у Сакина и ныне живы.
Третья сестра была за сыном мужа ее (Катерины-Лизы), за Яном же Веселевским. У них остался сын Андрей Веселевский и ныне живет в Якубштате".
Именно из этого донесения, очевидно, и был сделан вывод, что Екатерина была одной из «Сковоротских» (впоследствии Скавронских). Из этого же документа следует, что Екатерина носила свое имя с детства и не звалась Мартой.
Впрочем, возможно, что это было ее второе, не основное имя. В европейских странах до сих пор существует обычай давать детям при крещении несколько имен. Этот обычай более распространен среди католиков (Сковоротские были католиками), которые надеялись на покровительство всех соответствующих святых-тёзок. Однако и у протестантов принято давать детям не менее двух имен, из которых обычно употреблялось одно.
В донесении Бестужева имеются некоторые расхождения, на которые Белозерская указывала, как на причину не доверять им полностью. Однако, на наш взгляд, нестыковки были незначительными, и документ можно признать (да он и в самом деле признается историками) неопровержимым доказательством происхождения Екатерины из семейства Скавронских.
Важно и то, что эти доказательства истинными признала и сама царица и ее дочь Елизавета, возведя всех Скавронских в графское достоинство.
Но, несмотря на ясные документальные подтверждения происхождения Екатерины из семьи Скавронских, Белозерская, как и до нее Лажечников, отдает предпочтение другой версии. Эта версия ведет происхождение из шведских источников:
«Историк Карла, XII, шведский придворный проповедник Нордберг, взятый в плен под Полтавой в 1709 году и живший около шести лет в России, то в Петербурге, то в Москве, приводит свидетельство одного лифляндца, знавшего отца и мать Катерины, подтверждаемое церковного книгою: “Отец ее был шведский квартирмейстер Эльфсборгского полка Иоганн Рабе. Находясь с полком в Риге, он женился на местной уроженке [вдове рижского секретаря] Елизабете [по первому мужу] Мориц. По прибытии в Швецию со вторым мужем, Елизабета родила в 1682 году, в бастели Гермундерид, в приходе Тоарпа, дочь Катерину. Через два года Иоган Рабе умер, а жена его с дочерью и новорожденным сыном вернулась в Ригу, где, некоторое время спустя, Катерина поступила в сиротский дом, затем на Ревельское подворье и, наконец, к мариенбургскому пробсту Глюку».
Основная причина, по которой Белозерская поверила больше шведам, заключалась в том, что, незадолго до 200-летия пленения Екатерины, в Упсальской библиотеке было найдено несколько дополнительных документов, подтверждающих версию Нордберга. Они представляют собой ответы на запросы из России относительно семейства Рабе, сделанные в 1725 году (уже во время единоличного царствования Екатерины I).
Вот выдержка из свидетельского показания приходского пастора Гельстадиуса, в которой наиболее концентрированно излагается история семейства Рабе:
«Что касается до фамилии Рабе, то имя Рейнгольда Рабе [предполагаемый дед Екатерины I] носил некий полковой квартирмейстер при пехотном полку Эльфсборгского лена; он был по происхождению немец и прибыл на житье в Гермюннавед, всегда, как и теперь, служивший бостелью полкового квартирмейстера. Означенный Рабе женился в Ронгндальскот пасторском имении на дочери покойного главного пастора Педера. Карши или Екатерине, прижил с ней сына, Иоанна Рабе, и двух дочерей, из которых одна вышла впоследствии замуж в Боросе за именитого купца Тера Ларсона Хольма, другая переехала в Скароборгский лен и вышла за солдата, сын которого, Рейнгольд Рабе [любопытно, что внук носил фамилию своего деда по матери, возможно, на самом деле был прижит вне брака], был в последнюю войну лейтенантом при Эльфсборгском полку и убит при Гельсинборге. Относительно Иоанна Рабе [предполагаемый отец Екатерины I], сына Рейнгольда, известно, что он выслужился при полку, так что напоследок, по смерти своего отца, получил ту же должность полкового квартирмейстера и таким образом постоянно проживал в Гермюннаведе. Около 1674 года полк, под начальством полковника Свена Ранка, был послан в Германию, где и оставался некоторое время. Когда вскоре, вследствие враждебного вторжения датчан в Сконе, пришлось вызвать его обратно, то полковой квартирмейстер Иоанн Рабе, женившийся в Лифляндии на одной женщине, взял жену с собою в Швецию, в Вестерготланд; здесь они поселились в Гермюннаведе, несмотря на то, что сам Рабе продолжал свою службу в течение всей войны, которая окончилась в 1679 году. Этот брак Бог благословил рождением дочери, и когда Рабе скончался и был погребен в Тоарпской церкви, то пережившая его супруга нашла, что ей незачем оставаться долее в Швеции, тем более, что она не имела здесь родственников, к помощи которых ей было бы можно прибегнуть. Поэтому она уехала отсюда на свою родину, в Ригу или Ревель, вместе со своей маленькой дочерью, после чего о ней прекращаются всякие известия».
Как можно видеть, пастор Гельстадиус не называет имени матери и дочери Рабе.
Подтверждением того, что маленькая дочь Иоганна Рабе это и есть будущая российская императрица, Белозерская считает найденную там же в Упсальской библиотеке записку другого (анонимного) автора, также датированную 1725 годом:
«Иоанн Рабе, шведского происхождения, женился в Риге на вдове секретаря Елизавете Моритц, родившейся в том же городе и принадлежавшей к мещанскому сословию. Этот Рабе впоследствии прибыл в Швецию и был принят на службу в полк полковника Свена Ранка, в Хальмста, а затем сделан полковым квартирмейстером при Эльфсборгском полку. В 1682 году у означенного квартирмейстера и его супруги родилась дочь, названная Екатериной и появившаяся на свет в Эльфсборгском лене, Ронгндальской общине Тоарпском приходе, в бостели полкового квартирмейстера, Гермюнделунде. По смерти отца, вдова его отправилась в Ригу, где Екатерина сперва была отдана в Weisen-huset (сиротский дом). Отсюда она попала к пастору Глюку в Лифляндии и у него вышла замуж за одного капрала кавалерии, но сразу же затем была взята в плен русскими генералом Вермиковым [?] и привезена ко двору князя Меншикова, который представил ее царю. Последний..., спустя некоторое время, взял ее в царицы, а под конец соизволил короновать императрицей».
Записка анонима подтвердила имевшуюся ранее информацию, полученную от учителя шведского города Фалькенберге Кастена Рабе. Сведения, собранные этим членом рода Рабе, в общих чертах, вполне сходны с данными вышеприведенных шведских источников.
Здесь также отцом Екатерины является шведский квартирмейстер Элфсборгского полка Иоанн (Иоган) Рабе. Говорится также, что “жена его была Елизавета Мориц, прежде бывшая замужем за секретарем в Риге; она с ним не имела детей; но от второго мужа Рабе (Иоанна) родила сына Свена Рейнгольда и дочь Катерину. Иоанн Рабе умер в 1684 году в Гермундереде и похоронен в семейном склепе в церкви Тоарпа за алтарем; вслед затем вдова его, Елизавета, с двумя малолетними детьми уехала в Лифляндию. Впоследствии сын ее, Свен Рейнгольд Рабе, служил в шведской армии и был убит в Польше, а дочь стлалась супругой императора Петра” и пр.
В подтверждение сообщаемых им известий, тот же Кастен Рабе привел, засвидетельствованную выписку из протокола судебной книги Осского округа, селения Вебю, за 15 сентября 1758 г., и приложил к ней родословную таблицу всей фамилии Рабе, добытую им у одного пастора.
Российский академик Я. К. Грот не придавал никакого значения информации Кастена Рабе: “Что это за документ? - спрашивал он относительно выписки из судебной книги Осского округа. - Сохранившаяся под этим заглавием бумага заключает в себе извлечение из описания рода Рабе, составленного самими лицами этой фамилии... Этот, так называемый, документ, писанный в 1758 году, то есть через тридцать слишком лет по смерти Екатерины I и составленный только по слухам, в сущности, не есть даже документ и ничего важного не прибавляет к имеющимся до сих пор сведениям».
Можно видеть, что и в шведских бумагах тоже есть разночтения.
К тому же наиболее недвусмысленные доказательства принадлежности царицы Екатерины к семейству Рабе, являются анонимными или сомнительными по происхождению. Так что противники шведской версии происхождения Екатерины имели полное право их игнорировать.
И, главное, почему именно мужиковатые Скавронские, а не благородные Рабе получили достоинство российских графов?
И все же имеется нечто, заставляющее нас думать, что Лажечников и Белозерская, в конечном итоге, могут оказаться правы. Именно это нечто и заставило меня взяться за написание данной статьи.
Существует несколько версий о том, какой национальности были Скавронские. По мнению разных авторов, они могли быть поляками, украинцами или евреями. Расовый тип Екатерины, брюнетки с вьющимися волосами, допускает любой из этих вариантов. Мы не можем согласиться лишь с тем, что она была латышкой.
Впрочем, немкой она быть могла, так как среди них тоже есть немало брюнетов. Так по окончании Тридцатилетней войны Фридих-Вильгельм, курфюрст Бранденбургский, пригласил на свои запустевшие земли десятки тысяч гугенотов из южной Франции. А квартирмейстер Рейнгольд Рабе был выходцем из Германии.
В пользу еврейского происхождения Скавронских приводят имя предполагаемого отца Екатерины – Самуил. Но в старые времена еще не существовало такого как сегодня разделения библейских имен на славянские и еврейские. Среди русских было полно Абрамов (Авраамов), например, известен церковный православный писатель Авраамий Палицин.
Фамилии Абрамовы, Моисеевы, Самойловы, образованные от личных имен их основателей, обычны среди русских. Славянские произношения имени Самуил – Самойло и Самек. Однако в официальных бумагах их писали чаще в библейском варианте.
Наиболее вероятной является польская версия. Ведь Скавронские были католиками и жили на землях так называемой Польской Лифляндии.
К тому же Доротея-Христина, урожденная Скавронская, по мужу Гендерберг (позднее фамилия была русифицирована в Гендриковы), писала к своей предполагаемой сестре Екатерине именно на польском.
Правда, в одном из документов эту Христину именуют «Скворощанкой», что больше похоже по форме на украинскую фамилию Скворощенко. Но, возможно, что и в данном случае (как и в случае с Гендриковыми-Гендербергами) имела место всего лишь небрежная русификация иностранной фамилии при передаче. Тем более, что ее обладательница считалась крепостной.
Впрочем, мы уверены, что ни Скавронские, ни Гендерберги крепостными не были. Все они были изначально горожанами, без сомнения, лично свободными. Другое дело, что семья Гендерберг могла попасть в зависимость от помещика Вульфеншильда вследствие кабального контракта и долгов. Относительно подобной зависимости других Скавронских ничего не известно. И их чаще всего называют обывателями.
Родственники Екатерины в некоторых документах названы Сковороцкими, в других - Сковородскими, Сковоронскими и даже Икавронскими. По свидетельству некоего Рельбига, фамилия Скавронские была принята, по предложению П. И. Сапеги (фаворита Екатерины I после смерти Петра).
Большая часть вариантов написания фамилии семейства Скавронских имеет в своей основе названия различных птиц на разных языках. Во-первых, это скворец. Правда, на украинском, белорусском и польском языках «скворец» чаще всего звучит как «шпак». Во-вторых, есть польское слово skowronek (жаворонок). Изображение жаворонка было введено в герб графов Скавронских. Но последняя форма написания фамилии родичей Екатерины, как мы знаем, была предложена достаточно поздно.
Мы полагаем, что был еще один «птичий вариант» происхождения той же фамилии. В латышском языке есть слово kovārnis (галка).
«Галки» - так почти сплошь светловолосые латыши могли бы прозывать семейство необычных для своей земли брюнетов из Польши.
В балтских языках бытует предлог iš (из). Так что последний из названных выше вариантов написания интересующей нас фамилии - «Икавронские» (правильно, очевидно, «Из-коварнисы») означал просто «Из галок».
При этом вполне допустимо предположить, что «Изкавронские» получили свое прозвище не только за свой внешний вид, но и за место, откуда прибыли в Лифляндию – из Галиции, в гербе которой геральдическая галка занимает, кстати, почетное место.
Галка – птица семейства вороновых. Размером лишь уступает ворону. Однако ясно, что латышское слово kovārnis явно родственно не только славянскому «гавран» (ворон), но и латинскому «korvus» (ворон).
Интересно, что на украинском языке «ворон» звучит как «гайворон» - почти как «жаворонок». Вполне вероятно, что именно «Гайворон» была изначальная фамилия Скавронских. И теперь мы склонны думать, что они все же были из числа ополячившихся украинцев, скорее всего, бедных шляхтичей. Такое предположение уже высказывалось некоторыми исследователями.
Кстати, Петр, очевидно, знал о польском или польско-украинском происхождении Екатерины. Многие исследователи пишут, что в начале их отношений, он часто именовал ее «матка». В русском (особенно современном) значении это слово звучит довольно грубо, о чем тоже часто пишут (и даже иностранцы). Но в польском языке оно соответствует западному «мадонна». Поляки ведь говорят о Божьей Матери «Матка Бозка».
Итак, есть многие основания считать, что происхождение фамилии Скавронских было изначально связано либо с латышским kovārnis, либо с украинским Гайворон. Если это так, как мы уверены, начинает прослеживаться связь между семьями Скавронских и Рабе. Потому что Rabe в переводе с немецкого - «ворон».
Перевод фамилий с одного языка на другой был довольно распространен в Европе при смене страны проживания. Мало кому из людей невысокого звания хотелось, чтобы на новом месте его считали подозрительным чужаком. Да и фамилии некоторых более значительных лиц в Швеции имели обыкновение натурализовывать.
Карл XII, например, называл своего генерала немца Левенгаупта на шведский манер «Лайонсхувуд». И на шведском и на немецком языке это означало одно и то же – «Львиная голова».
Известен другой подобный случай . Так один из лифляндских аристократических родов был основан выходцем из Польши. Родоначальник его, Георг-Фридрих Вильковский, польский полковник (1594-1642), вследствие несчастной дуэли выехал в Швецию, где и принял фамилию Вульф. Отметим, что польское слово wilk, лежащее в основе фамилии Вильковский, означает то же самое, что и диалектное немецкое Wulf – волк.
Исходя из этого, можно с большой долей уверенности предположить, что когда семейство Гайворонов прибыло из Галиции в польскую Лифляндию, один из членов этого рода не остановился в своем путешествии. Он уехал в Германию, где принял фамилию Рабе, которая означает совершенно то же, что и «Гайворон» по-украински.
Имя он взял себе также немецкое – Рейнгольд. Возможно, изначально у него было двойное польское имя Луций-Аврелий, которое в переводе с латыни значит то же, что и немецкое Рейнгольд – «Светлое золото».
В поисках счастья этот, как мы полагаем, обедневший шляхтич, естественно, поступил на военную службу. И выслужился, как позднее выслужился его сын Иоганн - из солдат в полковые квартирмейстеры (это был важный офицерский чин не ниже капитана). Позднее он перешел на шведскую службу.
Между тем, Гайворон-Рабе, очевидно, не потерял связь и со своими родичами в Лифляндии. Возобновить эту связь мог и его сын Иоганн, квартируя со своим полком в Риге. Вероятнее всего, Самойло Гайворон (Замуэль Исковарнис) приходился Иоганну Рабе родным дядей.
Белозерская также считает, что Рабе и Скавронские были родичами. Но она полагает, что родство это было по женской линии. Она считает Елизавету Мориц одной из сестер Ган.
Одна из сестер Ган была замужем за Яном Веселевским, потом за Лаврином Дуклясом; одна за Гендербергом; одна за Скавронским и еще одна за другим Веселевским. Все их замужества известны из доклада Бестужева. Значит Елизавета, мать Екатерины, по мысли Белозерской, была бы пятой сестрой Ган.
Однако эта версия не находит подтверждения в докладе Бестужева, где дважды ясно говорится только о четырех сестрах. С принятием нашей версии о родстве Скавронских и Рабе по мужской линии, необходимость в этой натяжке отпадает.
Теперь мы можем проследить линию жизни Екатерины Рабе, не входя в противоречия с известными фактами. По совету Шерлока Холмса мы «отбрасываем все невозможное; то, что останется - и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался».
После смерти мужа Елизавета Рабе, конечно, обратилась за помощью к его родичам в Швеции. Имение, которым владел ее муж как квартирмейстер полка (бостель), должно было вернуться в казну. Пенсия, на которую могла рассчитывать вдова, вероятно, была мала из-за недостаточного срока выслуги Иоганна в чине офицера (умер он довольно молодым и не на поле битвы). Так что без поддержки родных мать двух малолетних детей обойтись, видимо, не могла. Но совершенно ясно, что сестры Иоганна такой поддержки предоставить ей не смогли. Очевидно, муж-купец старшей из сестер был слишком скуп. А у второй сестры, как мы думаем, вовсе не было мужа, и она в бедности воспитывала Рейнгольда Рабе-младшего – незаконнорожденного.
Именно отказ шведских родичей отца подать помощь Екатерине и ее матери является единственным морально обоснованным поводом не оказать им тех почестей, какими были облагодетельствованы Скавронские, включая сюда их никчемных зятьев Гендерберга и Ефимовского.
По этой же логике следует, что Елизавета Рабе, вынужденная уехать на родину в Лифляндию, нашла поддержку от семьи Скавронских. Вероятнее всего, поддержка была невелика, потому что Скавронские либо изначально были очень бедны, либо обеднели к моменту приезда вдовы Рабе (в том числе из-за множества детей). Во всяком случае, они вполне могли пригреть среди трех своих дочек еще одну маленькую племянницу Катю. Это облегчало бы матери, имевшей на руках еще и малолетнего сына Свена-Рейнгольда, по словам Нордберга, «искать хлеба у дворян и пасторов» [“История царствования Петра Великого” H. Устрялова, т. IV., Спб., 1863 г., стр. 132-134.].
Правда Нордберг пишет, что именно тогда Екатерина и попала к пастору Глюку. Но его сведения расходятся с другими источниками, которые сообщают о различных промежуточных этапах призрения бедной сироты (Елизавета Рабе к тому времени умерла). Анонимный шведский автор пишет, что Катарина после смерти матери попала в сиротский дом. Лажечников пишет, что маленькая Кете была сначала взята пастором Даутом из Роопа и уже от него перешла к Глюку. Бестужев указывает, что Екатерина до 12 лет жила у Веселевских.
Обычно считается, что указанные выше версии призрения Екатерины противоречат друг другу. Мы же полагаем, что все они неплохо согласуются. То, что Скавронские получили от императрицы Елизаветы, дочери Екатерины, титул графов, доказывает, что эта семья имела заслуги перед государынями не только вследствие близости крови. Доклад Бестужева называет Катерину в числе дочерей Скавронских. Теперь мы уверены, что она была их приемной дочерью.
Позднее Екатерина перешла в семью Дукляс. Причиной этого, скорее всего, было желание Катерины-Лизы Дукляс (урожденной Ган, вдовы Веселевской, старшей сестры Дороты Скавронской) иметь среди своих многочисленных сыновей хотя бы одну дочку. Бестужев пишет, что у нее было шесть сыновей и одна дочь. Скорее всего, речь как раз идет о Екатерине Рабе. У Дуклясов девочка жила довольно долго, так что успела войти в сознательный возраст. Именно поэтому царицей Екатериной и поручено было Бестужеву искать следы семей Дуклясов и Веселевских, а отнюдь не Скавронских.
После смерти Катерины-Лизы Дукляс и большинства ее сыновей «от поветрия» выжившая Катя попала в семью Марии-Анны Веселевской. Эта младшая из сестер Ган была замужем за пасынком своей старшей сестры, которого, как и его отца, звали Яном.
У Бестужева нет сведений о том, почему Катерина Рабе вскоре покинула этот дом, но у нас есть предположение, что Мария-Анна тоже вскоре умерла. Возможно, случилось это в поместье Ринген, принадлежавшем господам Розен.
Об этом варианте пишет Лажечников. Правда, он считал, что в Рингене умерла родная мать Екатерины, но это могла быть и вторая приемная ее мать Мария-Анна, нанявшаяся в трудные времена в прислуги рингенского поместья.
Ну, а далее все по Лажечникову: сначала эту трижды сироту берет пастор Даут (но его жена тиранит чужую девочку), а потом добрый бескорыстный Глюк. Что же касается сиротского дома, о котором пишет ряд авторов, он мог функционировать и при поместье Ринген. После морового поветрия в Лифляндии было много сироток.
В биографии лифляндского барона Отто Рейнгольда, хозяина знаменитой в истории Северной войны мызы Эрестфере есть упоминание об осаде русскими Мариенбурга и пленении семейства Глюк. В ней будущая царица названа приемной дочерью пастора (Pflegetochter) и в то же время прачкой (Badendiek).
В Большом немецком словаре слова Badendiek нет. Мы решили, что речь идет о диалектном термине, буквально означающим «купающая (Baden) покровы (Decke)». Это согласуется с последующей информацией о том, что в доме Шереметева пленница исполняла обязанности прачки, да и сама себя впоследствии шутливо называла «портомоей». Впрочем, возможно, что автор биографии барона Рейнгольда считал слово Badendiek фамилией подлинных родителей приемной дочери пастора.
На этой основе в свое время появилась теория о том, что Екатерина I была законной дочерью гражданина Риги Вадендика. Об этом есть примечание к статье Белозерской: «В № 7 “Illustrirte Monatshefte” 1857 г. появилась статья Иверсена, который доказывал, что Екатерина I законная дочь рижского гражданина Петра Вадендика и родилась в 1679 году. Но заявление, это, по свидетельству сына Иверсена, не подтверждается ни церковными книгами, ни другими документами. [См. также ст. Щебальского: “Новое предположение о происхождении Екатерины I”. Чтения, 1860, кн. IІ, стр. 77].
Окончание статьи смотри в общем оглавлении на странице 8 или в оглавлении раздела "Актуальная история" на странице 2.